2 сентября
Дорогой друг! Получил твое письмо и немедленно выезжаю. К счастью, делаю это без ущерба для своих пациентов. В противном случае я отправился бы с тяжелым сердцем, но не откликнуться на просьбу друга помочь тем, кто ему дорог, не могу. Объясни своему приятелю, что ты, высосав яд гангрены из моей раны от нелепого удара ножом, выскользнувшим из рук нашего чересчур нервного товарища, раз и навсегда получил право на мою поддержку. Так что теперь, когда он нуждается в моих услугах, помощь твоя неизмеримо больше всего его громадного состояния. Я еду прежде всего к тебе, хотя мне и приятно быть полезным твоему другу. Закажи мне номер в Большом восточном отеле, чтобы я находился неподалеку от больной. И пожалуйста, устрой мне встречу с молодой леди завтра пораньше — очень может быть, мне придется вечером вернуться домой. Но если будет нужно, вновь приеду через три дня и смогу пробыть подольше. А пока, друг мой Джон, — до свидания.
Ван Хелсинг
Письмо доктора Сьюворда Артуру Холмвуду
3 сентября
Дорогой Арт! Ван Хелсинг уже уехал. Люси устроила так, что во время нашего визита в Хиллингем ее матери дома не было — она обедала в гостях. Ван Хелсинг очень внимательно осмотрел пациентку. Он пришлет мне результаты осмотра, а я отправлю их тебе — это единственное, что я могу сделать, ибо присутствовал при процедуре лишь в самом ее начале. Профессор был озабочен и не стал торопиться с выводами — говорил, что должен подумать. Когда же я рассказал ему о нашей дружбе и как ты мне доверяешь, он добавил:
— Ты должен сказать своему другу все, что думаешь по этому поводу. Можешь передать и то, что думаю я, если, конечно, догадаешься и сочтешь нужным. Нет-нет, я не шучу. Тут не до шуток, тут вопрос жизни и смерти, если не больше.
Я спросил его, что он этим хочет сказать, ведь говорил он очень серьезно. Разговор происходил уже в городе — за чашкой чая, перед его отъездом в Амстердам. Но профессор так ничего и не пояснил. Не сердись на меня, Арт, — само его молчание означает, что он сосредоточенно думает, пытаясь разобраться и помочь Люси. Можешь не сомневаться, он все разъяснит в нужный момент. Я сказал ему, что подробно опишу тебе наш визит, как если бы писал репортаж для «Дейли телеграф». Ван Хелсинг никак не отреагировал, лишь заметил, что туманы в Лондоне не такие густые, как прежде, когда он был здесь студентом. Заключение о результатах осмотра я рассчитываю получить сегодня, если он успеет его написать. В любом случае я должен получить от него письмо.
Теперь о нашем визите. Настроение, да и вид у Люси был явно лучше, чем при моем первом визите. Уже не было такой пугающей бледности, дыхание нормализовалось. Она встретила профессора очень любезно, была с ним мила, но я видел, что это требует от нее больших усилий. Наверное, Ван Хелсинг тоже заметил это, судя по хорошо знакомому мне быстрому взгляду из-под бровей. Затем он начал непринужденно беседовать на разные темы — о чем угодно, кроме болезней, и так развлек девушку, что ее наигранная оживленность перешла в настоящую. Потом постепенно подвел разговор к цели своего приезда и сказал очень осторожно и мягко: