— Она за дверью. В вашей приемной.
— Разумеется, а где же ей еще быть? Там стоит ее стол. А теперь, если не возражаете… у меня чертовски много дел.
— Извините, я, кажется, не совсем ясно выразился. В приемной Даньелл.
— В приемной? Как, уже? — Райан рухнул в кресло и прикрыл ладонью глаза. — Черт побери, что же мне теперь делать?
Несколько минут Бекки позволила себе наслаждаться покоем Сиреневого дома, затем с усилием отлепилась от дощатой двери и, обогнув изящную винтовую лестницу, шагнула в арочный проем комнаты для игр.
— Ой, миссис Хансен! Что это с вами стряслось?
— Кошмарный вид, верно? — Бекки улыбнулась Энн, старшекласснице, которая присматривала за детьми. — Садилась в машину, и меня обрызгал грузовик.
Дети целиком погрузились в настольную игру, разложенную посреди старого ковра. Выцветший и потертый, этот персидский ковер, тем не менее, оставался самым уютным местечком на полу из твердой древесины. Пятилетний Никки, восседавший на коленях у Энн, помахал матери ручонкой. Сара, восьмилетняя дочь Бекки, пробормотала «Привет!», но головы не подняла.
— Надеюсь, мам, это случилось хотя бы после похода в банк? Вид у тебя ужасный. — Майк, в свои двенадцать уже старавшийся быть главой семьи, поднялся на колени и с волнением ожидал ответа.
— Да, уже после.
Никки принялся подпрыгивать на руках у Энн.
— Мамочка, а мы с Энн партнеры, и мы выигрываем!
— Замечательно. Вот твои деньги, Энн. — Бекки положила плату на стол.
— Спасибо, миссис Хансен. Я еще побуду, пока не доиграем, ладно?
Бекки глянула в окно, на дом Энн, стоявший на другой стороне улицы.
— А твоя мама не будет против?
— Ничуточки. Я ей позвоню.
— Я хочу принять душ. Пожалуйста, Майк, возьми в гараже старые полотенца и протри как следует салон машины.
— Ладно, но только потому, что я все равно проигрываю.
Майк вскочил и выбежал из комнаты одновременно с матерью.
Зайдя за угол, где дети уже не могли видеть ее, Бекки ссутулилась и, потирая ладонью затылок, поплелась вверх по лестнице. Она распахнула дверь в спальню, убежище, которое сотворила для себя на втором этаже башни, после того как ее бросил Эрик.
В этой комнате Бекки дала полную волю своей любви к Сиреневому дому. Стены обиты шпалерами с изображением пышно цветущей сирени. Лампы в матерчатых абажурах с шелковой бахромой источали розоватое сияние. Повсюду вперемешку с изящными хрупкими флаконами духов стояли портреты ее родных в старинных рамках. Постельное белье на высокой кровати было отделано ручными кружевами цвета слоновой кости.
Камин, находившийся в углу комнаты, никогда не использовался, и Бекки наполнила его просторный зев охапками засушенных цветов, время от времени освежая их тонкий запах смесью ароматических масел. Почетное место на каминной полке занимала поблекшая фотография бабушки и Эмили, снятая в день их первого бала. Две девушки в длинных белых платьях и кружевных широкополых шляпах смеялись в объектив, держась за руки. За их спиной возвышался Сиреневый дом во всем блеске своего расцвета.