-- И все было напрасно?-- спросил Ким с быстро пробудившимся интересом.
-- Все напрасно... все напрасно,-- прошептал ребенок потрескавшимися от лихорадки губами.
-- Боги одарили его ясным разумом, и то хорошо,-- с гордостью промолвил отец.-- Подумать только, как он все понимает. Вон там твой храм. Я теперь бедный человек, потому что обращался ко многим жрецам, но ведь это мой сын, и если подарок твоему учителю сможет вылечить его... Просто не знаю, что мне делать!
Ким на минуту задумался, пылая тщеславием. Три года назад он быстро извлек бы выгоду из этого случая, а потом пошел бы своей дорогой без тени раскаяния, но теперь почтительное обращение джата доказывало, что Ким уже мужчина. Кроме того, он сам раз или два болел лихорадкой и умел распознавать симптомы истощения.
-- Попроси его помочь, и я дам ему долговое обязательство на пару моих лучших волов, только бы ребенок выздоровел.
Ким присел у резной наружной двери храма. Одетый в белое освал -- банкир из Аджмира, только что очистившийся от греха лихоимства, спросил его, что он тут делает.
-- Я чела Тешу-ламы, святого человека из Бхотияла, обитающего здесь. Он велел мне прийти. Я жду; передай ему.
-- Не забудь о ребенке,-- крикнул настойчивый джат через плечо и потом заорал на пенджаби:-- О подвижник!.. О ученик подвижника!.. О боги, обитающие превыше всех миров!.. Взгляните на скорбь, сидящую у ворот.-- Подобные вопли столь обычны в Бенаресе, что прохожие даже не оборачивались.
Расположенный ко всему человечеству благодушный освал ушел назад в темноту передать весть, и праздные, несчитанные восточные минуты потекли одна за другой, ибо лама спал в своей келье и ни один жрец не хотел будить его. Когда же стук четок снова нарушил тишину внутреннего двора, где стояли исполненные покоя изображения архато в, послушник прошептал: "Твой чела здесь", и старик большими шагами направился ко входу, позабыв окончить молитву.
Не успела его высокая фигура показаться в дверях, как джат подбежал к нему и, поднимая вверх ребенка, крикнул:
-- Взгляни на него, святой человек, и, если угодно богам, да останется он в живых... в живых!
Он порылся в своем кошельке у пояса и вынул серебряную монету.
-- Что такое?-- взгляд ламы упал на Кима. Было заметно, что он много лучше стал говорить на урду, чем раньше, под Зам-За-мой; отец ребенка не давал им возможности поговорить о чем-нибудь своем.
-- Это всего лишь лихорадка,-- сказал Ким.-- Ребенок плохо питается.
-- Он заболевает от всяких пустяков, а матери его здесь нет.
-- Если будет позволено, я, быть может, вылечу его, святой человек.