Отец на работе, но было видно, что приходила мать. Убиралась. Это у них уже такая игра выходила — Эля все разбрасывала, а мать убирала. Забивала холодильник продуктами. Но, встречаясь, они все равно ругались. Отец и мать. Эля уходила в комнату, а то каждый раз она оказывалась виноватой в их ссорах.
Вообще все вокруг как-то быстро превратилось в будничное и скучное. Ругань родителей, крики в классе, тройки за контрольные. Хорошо, что были лошади. Они спасали.
Эля нашла на своем столе деньги. Мать подкупала. Но союзником в ее борьбе с отцом Эля становиться не собиралась. А деньги были нужны. На цветок. Она выбрала самый большой, самый красивый, самый дорогой. Сейчас ей ничего не было жалко.
Отправилась к Доспеховой. Почти успокоилась, почти выбросила все из головы. Решила, что придет с небольшим опозданием, чтобы не заставили готовить. А то опять получится как раньше…
Дверь в квартиру Вероники была приоткрыта. Оттуда неслась музыка и громкие голоса. На лестнице знакомо пахло табаком — мальчишки изображали из себя взрослых. Жаль, что на привычке курить их «взрослость» и заканчивалась, в остальном они были скучные.
Еще в прихожей Эля поняла, что Ничка победила — ее праздник удался.
Небольшая прихожая была увешана шариками. Около зеркала встроенного шкафа стоял гигантский букет бордовых роз. Коврик был завален обувью, куртки кидали куда попало. Слева из раскрытой двери слышались звуки фоно. Голоса пеной вываливались из кухни. Шарахнула дверь туалета, выпуская Максимихина. Увидев Элю, он скривился улыбкой крысенка.
— Какие люди! — завопил он, распахивая объятия. И, словно натолкнувшись на невидимое препятствие, замер. — Два метра! — показал он руками. — Я обещал.
Он замер на секунду, но потом вдруг сделал огромный шаг. Воскликнул:
— Да ладно тебе!
Сгреб Элю в охапку и звонко поцеловал в ухо.
— Придурок! — стала отпихиваться Эля. Это было неожиданно, словно в шкуру Максимихина всунули другого человека.
Из комнаты справа вынырнула Ничка. Она была ослепительна. Распущенные волосы, огромные подведенные глаза, улыбка, струящееся до пола шелковое платье. И цветы, цветы… на пальце, на платье, в волосах и даже на туфельках.
Увидев обнимающихся Элю с Сашкой, хмыкнула. На лице словно было написано: «Я так и знала!»
— Тебе! — смутившись, протянула свои подарки Эля.
Ничка розу сунула в вазу к гигантскому букету, долго с недоумением смотрела на сертификат.
— Это на конюшню, — торопливо, а потому неуклюже объясняла Эля. — На одно занятие. Приходи. Тебе понравится! Может, заниматься начнешь.
— О! Она будет с нами расправляться по одному, — шумел Сашка, снова отступая на два метра.