— Имя, — медленно произнес Вигала, — можно доверить другу. Или врагу, но тогда уж очень хорошему.
— А я для тебя кто?
Ответ напрашивался сам собой. И Вигала несколько натужно проговорил:
— Пока враг. Но враг хороший. А что будет дальше, выбирать тебе. Ты можешь называть меня по имени, женщина.
И тут дверь чуть слышно дернулась — он уловил кожей лица легкое дуновение, прилетевшее от входа. В проеме появился гоблин.
Самка поспешно встала и начала несколько суетливо собирать посуду.
— Чего расселась? — зло рявкнул гоблин.
— Кормила, — заискивающе объяснила женщина. И, уже повернувшись к эльфу, безразлично добавила:
— Где фляжка с водой, ты, тварь? Я оставлю тебе новую, полную.
Вигала протянул фляжку, лежавшую возле него на полу. Женщина почти бросила в него другой, новой. Зубы сжались сами собой, когда он услышал издевательский хохот гоблина.
Но он сделал усилие и не стал ловить фляжку. Округлый бок ударил по лицу.
Уже в дверях женщина остановилась и, не оборачиваясь, сказала:
— Ужин принесу поздно вечером. Придется потерпеть.
Она вышла, со стуком прикрыв за собой дверь. И только тут Вигала вспомнил, что так и не удосужился спросить ее имя.
Время тянулось медленно. Но вечером женщина в его камере не появилась. Вместо нее заявился тот самый гоблин, что хохотал над ним.
Возможно, их разговор подслушали. Или просто решили, что эльф больше не нуждается в участливой женской руке, поскольку избавился от цепи мага-оружейника. Хотя сам Вигала не назвал бы эту самку слишком уж участливой…
Он несколько раз пытался заговаривать с гоблином. Но тот только издевательски ухмылялся в ответ и отпускал злобные замечания вперемежку с ругательствами. Так что к концу ужина Вигала замолчал. А сразу после ухода гоблина провалился в тяжелый, безрадостный сон.
* * *
Когда Тимофей с Лехой вернулись в камеру, там царило некоторое оживление. Дракон Гортензия безостановочно топтался по решетке, угрожающе размахивая длинным мощным хвостом. На конце хвоста красовались иглы, собранные в бутылочный ершик. Когда в конце взмаха иглы ударялись об прутья решетки, вниз сыпались искры, и прутья начинали грозно гудеть.
Сокамерники жались к стенам, с испугом глядя вверх.
— Что за шум, орлы? — с натужной приподнятостью в голосе осведомился Тимофей, хромая к центру камеры.
Никто не ответил. Он остановился, задрал голову и спросил у чуда-юда, шатающегося по решетке:
— Чего шумим, Гортензия?
Гортензия грозно рыкнула. А затем как-то странно свернулась — и Тимофей увидел просунувшуюся между двух громадных лап голову дракона. Глаза размером с добрый таз влажно моргнули.