— Не на что тут уже глядеть, — проворчал моряк.
— Нужно немного отдать назад, а затем снова вперед и влево, — с видом знатока проговорил купец.
Эвдор усмехнулся. Возле зерновоза появилась маленькая лодочка. В ней сидело двое людей. Один из них, проворно взобравшись на палубу стронгилона, протянул кому-то из команды толстый канат и так же быстро спустился вниз. Лодка исчезла. Через несколько минут, возле медленно дрейфующего судна, появилась десятивесельная эпактида[12].
— Сейчас канатом зацепят, давай деньги, — моряк нетерпеливо совал ладонь прямо в лицо купца.
Купец раздраженно отмахнулся от него и огорченно повернулся к одному из своих, стоящих поодаль помощников. Щелкнул пальцами. Помощник подбежал к нему, на ходу развязывая толстый кожаный кошель.
В подтверждение слов Эвдора, эпактида, осторожно маневрируя, стала удаляться от зерновоза. Между кораблями из воды возник буксирный канат, натянулся. Стронгилон вздрогнул и начал разворачиваться.
Купец, поджав губы, отсчитал в ладонь Эвдора три римских денария.
— Чего-о?! — возмутился моряк, — договаривались на "оленя"!
— У меня только римские, — пробурчал купец, — у менял идут как три денария за тетрадрахму.
— За какую, родосскую? Да в ней четыре денария, а в аттической все пять!
— Пять? — возопил купец, — богов побойся! Четыре денария, больше не дам!
— Ладно, — усмехнулся Эвдор, скосив глаза на борт купеческого судна, украшенный изображением черной лошади, — давай четыре.
Купец, как видно, не из захудалых. Не каждый из торгашей возил товары на весельном акате, команда которого, за счет гребцов, гораздо больше команды парусника. А всем надо платить. Зато нет зависимости от ветров и выше шансы уйти от пирата. Поэтому акат — популярная посудина, хотя позволить себе подобное владение могли лишь зажиточные купцы. Что, впрочем, не делало их менее скупыми.
Купец, скрипя зубами, вложил в ладонь моряка четвертую монету. Эвдор зажал деньги в кулаке, мысленно возблагодарив Гермеса, покровителя купцов и воров, за то, что с завидной регулярностью встречаются в людях такие, казалось бы, несовместимые качества, как богатство и легковерие. Купец, расставшийся с недельным заработком гребца боевого корабля, даже не поинтересовался, способен ли его противник в споре выложить такую же сумму в случае проигрыша.
— Хорошее, как я гляжу, у тебя судно, — сказал моряк, — зовется, поди, "Меланиппа"[13]?
— Что? — снова повернулся к Эвдору купец, уже успевший про него забыть, — а, да, "Меланиппа".
— Хорошее судно, — повторил Эвдор, — я бы нанялся к тебе, уважаемый.