— Я те покажу, курва, кусаться! — прорычал хусар, схватив поверженного за волосы, и с рычанием жаждущего крови льва начал долбить противника головой об мостовую. Потребовалось совсем немного ударов, чтобы череп треснул, и солдат, дернувшись, затих.
Последний из наемников, раненный в грудь, так и не решившийся продолжать бой, отшатнулся от взгляда Мариуша, врезался в плотную толпу, истошно завопил:
— Сдаюсь!
По-моему, проще было вымолить прощение у дьявола, чем у рассвирепевшего хусара. Тот лишь молча поднял с земли гросс-мессер, пошел к своей жертве, вытолкнутой жаждущими зрелищ обратно в большой круг. Но тут зычно рыкнул знакомый голос:
— Что, черт побери, вы здесь устроили?!
И все сразу же закончилось.
Люди поспешно расступились, и появился князь Горловиц с охраной. Мрачно оглядел трупы, кровь, текущую по камням, раненого солдата, тяжело дышащего Мариуша.
— Это так ты мне служишь, Хальвец? Убивая воинов, которые сражаются за меня? — Глаза его милости метали молнии. — Может, ты оглох на одно ухо и не слышал, что поединки в армии запрещены?
— Слышал, — глухо произнес тот.
— Тогда помнишь, что кол ждет любого, кто нарушит это правило. Если нет очень веских оснований. Говори.
— Он не виноват, ваша милость, — произнес Войтек Мигорцкий, который, как оказалось, умел произносить не только «ага» и «курва». — Эти чертовы дети сказали, что хусары трусы и храбры только за пивной кружкой. А еще… — Он замешкался, и князь, еще сильнее хмурясь, поторопил:
— Ну?! Говори!
— А еще сказали, что служим мы прыщу собачьему, и они бы такого в жизни не сделали своим господином.
Повисла тишина.
Князь хмыкнул, разом успокоившись, окинул взглядом собравшихся:
— Кто-нибудь еще это слышал?
— Я слышал, — подтвердил ландскнехт с фламбергом, стоявший напротив меня.
— И я, ваша милость. — Хозяин «Золотой лани» вышел вперед и указал на раненого солдата. — Вот этот сказал.
Еще с десяток человек подтвердили слова Войтека.
— Ну, что же, Хальвец. У меня нет причин отправлять твою задницу на кол. Ступай. Умойся. И проспись. Завтра у меня для тебя и твоих закадычных дружков есть одно дело. А этому вырвите язык калеными щипцами. Чтобы думал, что и где говорить.
Воющего наемника схватили несколько солдат и потащили прочь.
— Эй! Это ты ван Нормайенн? — дернул меня за рукав невысокий пожилой человечек.
По внешнему виду и повадкам он очень походил на карманника.
— Смотря кто спрашивает.
Тот улыбнулся щербатой улыбкой:
— Наш общий друг просил передать тебе сообщение, которого ты ждешь.
Незнакомец сунул мне в ладонь бумажку и затерялся в толпе. В записке корявым почерком было написано: