И в этот момент смуглые пальцы цепко схватили меня за правое запястье, дернули вперед, вырывая из распахнутой, голодной пасти бездны.
— Спасибо, — отдышавшись, сказал я.
Роман прочитал слово по моим губам и наклонился к уху, прокричав:
— Говорил же я! Брось арбалет!
И полез вверх. Когда я закончил подъем и оказался на пологом гребне, цыган ждал меня, а рядом с ним сидело Пугало, безучастно швыряя вниз камешки.
— Тебе надо отдохнуть или идем дальше? — спросил мой спутник.
— Мне нужна минута, — ответил я. — Еще раз спасибо за помощь.
— Не за что, страж.
— Я ненароком рассмотрел твое кольцо, когда ты протянул руку.
Он только усмехнулся.
— Три пятиконечных звезды по ободу. Уполномоченный церковный легат.
— Сложно поверить, что такой, как я, служит церкви? — спросил он.
— Мой друг — страж. И он тоже цыган. И той же веры, что ты и я. Так что поверить легко. Значит, ты не разбираешься в древних языках?
— Я не врал тебе, Людвиг ван Нормайенн. В языках я разбираюсь прекрасно. И иду в монастырь ради его библиотеки.
— Не помню, чтобы называл тебе свое полное имя, Роман.
— В этом нет нужды. Я помню тебя. Видел в Вионе с отцом Мартом, когда на кардинала Урбана устроили покушение. Я служу его высокопреосвященству, так что в курсе того дела.
— Личный легат кардинала Урбана? — удивился я.
— Мир тесен, страж. А люди, которые занимаются похожим ремеслом, имеют такую особенность — пересекаться даже в глуши. Ну, что? Теперь идем?
Деревья остались внизу. Здесь рос только чахлый кустарник и короткая трава. Куда ни кинь взгляд, вокруг на склонах расположились луга, то и дело перемежающиеся каменными скоплениями. Мы шагали по хребту, по удобной прямой тропе, во сто крат легче той, которой я шел в прошлые дни.
Мы были в самом сердце Хрустальных гор. И центральный хребет — белая стена — протянулся с севера на юг. Справа от нас небо пронзал Зуб Холода, слева огромным сахарным холмом, к вечеру укрывающимся алыми облаками, точно периной, вздымалась Монте-Роза.
— Мы где-то в трех тысячах ярдов над морем, — сказал Роман, хватая ртом воздух. — А эта красавица поднимается на все семь. Если не больше. Туда пока не залез ни один человек.
— Там нечего делать, — ответил я ему. — Лишь снег, лед да духи мороза. Они не любят людей.
У меня немного болела голова, и при быстрой ходьбе начиналась одышка, но в целом я чувствовал себя не так уж и плохо. Горрграт на полторы тысячи ярдов выше, я видел его уже отсюда, хотя идти до него еще около трех с половиной лиг. Он располагался на западном отроге Монте-Розы, сжатый с одной стороны ее снежной величественной вершиной, а с другой — более низкой горой, отсюда напоминающей поседевшую улитку.