А снятую тогда с наших убитых солдат форму дети наши, за три года подросшие в оккупации и отправленные на фронт, стирали, дыры от пуль на ней зашивали и на себя одевали. Да и не только они: мужчин постарше тоже на фронт отправляли тогда — деда Ваню нашего, например.
На глазах у бабы Кили блеснула влага, и с одного из них сорвалась слеза. Вытерев ее кончиком платка, она некоторое время сидела молча и покачивалась из стороны в сторону, затем, подняв на меня печальные глаза, спросила:
— Я тебя еще не утомила своими «сказками»?.. Ты помнишь, когда тебя маленьким твоя мама сюда к нам привозила, ты любил мои сказки слушать. Особенно тебе нравилась сказка про Ивасика-Телесика,… помнишь?
— Помню, бабуся… Я ту сказку никогда не забуду,… и то о чем Вы мне сейчас рассказываете, я тоже никогда не забуду, — подавленным голосом добавил я. Я вновь плеснул в граненый стакан вино и, давясь, выпил. — А дальше, бабуся, что было? — вновь нетерпеливо стал допытываться я.
— А дальше наши хаты стали обходить уже наши солдаты с офицерами, — вновь заговорила она. — К нам тоже зашли два солдата, и с ними был офицер молоденький — лейтенантом он был. Сначала мы ему передали тех солдат, что мы прятали: убитого и раненного, а потом тот офицер к деду Ване подошел и стал спрашивать у меня: кто он и что с ним. Я объяснила ему, что это мой муж, что он ранен в голову и в позвоночник, что плохо ему и попросила лейтенанта, чтобы он и деда Ваню вместе с раненным солдатом в лазарет отправил.
— А почему у него перевязка немецкая, — тут же спросил он.
Я ответила ему, что перевязывал деда Ваню немецкий врач.
— А как его ранило? — уточняет он.
Я ему рассказала, как это случилось, и он говорит мне:
— Ты что же, тетка, хочешь, чтобы я поверил, что наш советский самолет бомбил своих мирных граждан?.. Заруби себе на носу, что советские самолеты уничтожают только фашистских прихвостней, помогавших им в войне против Советской власти, и мужик твой, видать, такая-же мразь…
Я когда услышала эти слова, чуть дар речи не потеряла.
Я стояла молча, а из глаз моих градом текли слезы — я не могла их остановить.
Аня с Ниной что-то тому лейтенанту говорили, а я не слышала ничего. А к вечеру деду Ване опять плохо стало. Послала я опять Нину к нашим за лекарствами, а она без ничего пришла, плачет — отказали ей, говорят: своих раненных лечить нечем. Ну, думаю, на этом деду Ване и конец пришел — мы уже только на чудо надеялись.
А как-то к вечеру к нам во двор два солдата пришли и спрашивают у меня:
— Иванцов Иван Климович здесь живет?