Действительно, все попытки молодого человека остаться с Долли наедине в Ратманово оканчивались крахом — с ней все время были либо сестры, либо подруги — родственницы барона Тальзита. Единственной надеждой оставались прогулки верхом, но, катаясь, княжна так неслась на своем Лисе, что он все время был вынужден ее догонять, а во время кратких остановок она не слезала с коня. Тонким нюхом опытного самца он чувствовал внутреннюю потаенную страстность княжны, о которой она, конечно, пока не подозревала. Разбудив этот темперамент, выпустив джина из бутылки, Островский надеялся покорить Долли и привязать к себе. Для этого у него оставалась только одна возможность: пригласить ее в Афанасьево и начать соблазнять. Но, прекратив визиты и прогулки, зарядили дожди. Уже целую неделю он не выезжал из дома, изводя себя предположениями одно хуже другого.
Лаврентий подошел к окну и отодвинул тяжелую гардину. Картина, представившаяся его взгляду, была унылой: через мелкие холодные струи, стеной стоящие в воздухе, барский двор казался размытым серым пятном. Конюшня и сараи давно требовали ремонта, когда-то хорошие железные крыши совсем прохудились, а стены и ворота давно нуждались в починке. Да и в доме жилой была только центральная часть, а оба боковых флигеля являли печальное зрелище прогнивших полов, текущих потолков и плесневелых обоев на стенах…
Лаврентий надеялся сыграть на жажде хозяйственной деятельности Долли, показать ей всю эту разруху и спросить совета. Она обязательно должна была клюнуть. Ну почему эти дожди пошли так не ко времени! Молодой человек в раздражении хлопнул кулаком по раме, и ветхая замазка отвалилась ему под ноги, а одно из стекол начало сползать из своего гнезда вниз.
— Господи, все здесь рушится! — воскликнул он, подхватил падающее стекло и положил его на подоконник. Внезапно движение за стеклом привлекло внимание Лаврентия: во двор въезжала ямская карета.
— Боже мой, только не Илария, — прошептал он и кинулся на крыльцо. Его самые плохие предчувствия сбылись. Карета остановилась у крыльца, дверца открылась, и из нее вышла Илария, за ней вылезла Анфиса и вытащила из кареты шатающуюся женщину, одетую во все черное и замотанную черным платком до самых бровей.
— Дорогой, мы привезли сюда эту святую странницу, потому что она в дороге на богомолье заболела, — громко, так, чтобы слышал извозчик и подбежавшие дворовые, сказала Илария, — она будет жить в моей спальне, пока не выздоровеет.
Женщины подхватили больную под руки и, приподняв, потащили в дом. Лаврентий расплатился с ямщиком и пошел вслед за теткой. Он понимал, что все его планы пошли прахом, но еще надеялся, что может хоть что-то исправить.