Одним из пунктов берлинской программы наркома Персидского, была встреча с эмигрантскими деятелями культуры. В Москве его отговаривали от подобного шага, пугали возможным покушением, скандалом, гнилыми помидорами, но Персидский отважно отмахивался.
— Я эту публику очень даже хорошо знаю! — говорил он, чинно протирая пенсне, — Это, в сущности, мои друзья. Уверен, что никакой злобы у них на меня нет. Не с чего им злиться! Я, знаете ли, не в подвалах работал. Не у Феликса под началом! — и защемив переносицу проволочкой пенсне, задорно улыбался.
И вот она состоялась, эта встреча. И, как и рассчитывал Персидский, народу собралось немало — и маститого народу. Пришел и Нащокин.
Он до самого последнего момента не думал, что пойдет. Ему и в голову такое не приходило: идти на встречу с большевистским чиновником — бывают ли затеи более дикие? Но накануне позвонил его друг, поэт, которого Нащокин очень уважал, даже любил как старшего брата, — и попросил прийти.
— Я, видите ли, захворал, Кирилл Кириллыч, дорогой мой, а между тем обещал… Клятвенно заверил… Так неловко… Подумают, что я брезгую, что вот, мол, все согласились, ренегаты этакие, а я как самый правоверный, остался. Вы сходите за меня, пожалуйста, засвидетельствуйте, что точно — болею, чуть живой… А что б вам не скучно было, я вам спутницу найду. Наденька, дочка Николаевых, — знаете? Вы человек холостой…
— Хорошо, Петр Сергеевич, я приду, — сухо сказал Нащокин в телефонную трубку.
Наденька оказалась высокой, блондинистой, серьезной девицей, лет уже… Да… В синем платье и синей шляпке. Нащокин усадил ее в таксомотор и всю дорогу старался, чтобы разговор не касался ни России, ни Советов, ни политики, ни поэзии, ни его самого, ни его белокурой спутницы. Надежда отвечала вежливо и вдумчиво.
Встреча проходила в неофициальной обстановке. Гостей наделяли высокими бокалами и толстыми бутербродами. Персидский, окруженный стайкой почтительных слушателей, переходил из комнаты в комнату, громко и весело говорил, плавно, но сильно жестикулировал… По правую его руку семенили советские товарищи, по левую — эмигрантские. Увидев Нащокина, он остановился, удивился и решительно пошел навстречу:
— Вот не ожидал! Кирилл Кириллович! Чрезвычайно польщен! Поверьте, все ваше я читал. Поверьте! Пожалуйста, осваивайтесь: не смею надоедать вам своим витийством. Угощайтесь, отдыхайте.
— Это Надежда Алексеевна Николаева, — ответил Нащокин, — дочь известного ученого, которого…
— Которого мы выслали, да! — кротко согласился нарком, — Мы как раз об этом и ведем сейчас речь. Пришло время исправлять обоюдные ошибки. А я вас тоже познакомлю. Кирилл Кириллович, подойдите сюда, пожалуйста. Нет, нет, это я не вам, — это, вот, — Знаменский. Видите? А под ручку с ним — это моя дочь Саша.