— У нас есть Ультрарациональный иррационализм в соусе из голубой печали.
— Отлично!
— И еще можем предложить Инфраиррациональный рационализм в соусе из розовой надежды.
— Великолепно!
— Еще есть пластинки новейшей школы Письма По Слуху. Новая эстетическая норма! Писать надо с закрытыми глазами, тогда до вас доходит кипение призрачных звуков в мире, безмолвном и бесплотном.
— Чудесно! И писатели покидали магазины, унося под мышкой готовые духовные изделия. Всякие, в том числе и гениальные… На улицах тупой иглой по истертой пластинке канючили нищие Граммофоны:
— Подайте, Христа ради! Подайте, Христа ради! Старые друзья, встречаясь в кафе или у входа в кино, повторяли заношенные фразы:
— Выглядишь ты великолепно…
Никому и в голову не приходило выбросить старую пластинку и заменить ее новой. Все говорили и говорили, говорили часами, говорили без отдыха, без конца, а когда завод подходил к концу, то обращались к первому встречному с такой просьбой:
— Покорнейше прошу вас, покрутите разок–другой мою ручку.
— Что за вопрос, сеньор, с большим удовольствием!
Учтивый прохожий заводил пружину, незнакомец благодарил, и оба Граммофона тут же втягивались в беседу:
— Ну и жарища сегодня, не правда ли?
— Дышать нечем… Но завтра, наверное, будет дождь.
— Вряд ли. Небо такое ясное. И так далее и тому подобное. И, завершив этот приятный разговор, собеседники мирно расходились.
— Скорей прощайся с родными, — и в дорогу! — взвыл Жоан, разыскав Крылатый Граммофон.
— Уже?!
— Немедленно! Ни минуты не потеряю в этом городе, где только и слышишь заигранные пластинки. С ума можно сойти!
В ответ Граммофон поставил иглу на ободок пластинки (на этом ободке записан был бодрый смех) и расхохотался.
— Чего ты заливаешься? — обиделся Жоан.
— Просто так. Влезай ко мне на спину — и поехали.
— Разве ты не хочешь навестить свою семью?
— У меня нет семьи, — откровенно признался Граммофон.
— Но ты же сам говорил…
— Это все враки, все выдумано Волшебной канцелярией. У меня нет ни папы, ни мамы, ни братишек Граммофончиков, нет и не было. Да неужели ты не видишь, что этого города нет на свете? Что он не более как мираж, придуманный, чтобы сбить тебя с толку.
— Но зачем? С какой целью?
— А я откуда знаю!.. Может быть, феи хотели тебя чему–то научить. Они ведь тоже как заведенные: только и знают, что всем читают мораль.
Жоан Смельчак задумчиво обозревал город, ему хотелось запечатлеть в памяти эти жалкие создания, которые без конца пережевывают одни и те же мысли и говорят одни и те же слова.
— А ведь это все похоже, — сказал он, — на наш мир, если взглянуть на него через рентгеновскую камеру… Ну, полетели! Однако прежде чем оседлать Граммофон, Жоан с беспокойством посмотрел на небо.