- Вы отважно сражались, господин полковник, – склонил голову в вежливом поклоне генерал. – И я рад, что вы приняли правильное решение и не допустили дальнейшего кровопролития.
- Если бы ратуша не была переполнена женщинами и детьми, чёрта с два бы я сдался, – скрипнул зубами Баден-Пауэл и, глядя прямо в глаза визави, повторил. – Чёрта с два.
Арсенин, наблюдавший за этой сценой, уважительно качнул головой и отошел в сторону, туда, где непривычно молча сидели Дато и Николай.
А тем временем из ратуши на площадь, шатаясь от усталости и ран, выходили поверженные враги. Кто-то бросал оружие на землю, кто-то аккуратно составлял ненужные уже винтовки в пирамиды. Кто-то плакал, кто-то улыбался, но и для тех и для других эта война уже закончилась.
Наблюдая за унылой вереницей пленных и откровенно веселящейся толпой буров, Всеслав вдруг подумал, что, несмотря на обилие жертв с обеих сторон, цена этой победы всего одна жизнь. Жизнь его друга. Внезапное осознание того, что подобная цена для него слишком велика, мгновенно поглотила те немногие искорки радости от окончания войны, хотя бы на сегодня. Он не знал, сможет ли расплачиваться по подобным расценкам и впредь. И какую цену с него еще потребует эта, ненужная ему, война, он тоже не знал. И очень надеялся, что не узнает никогда.
Г Л А В А Ш Е С Т А Я.
15 марта 1900 года. Окрестности Претории.
- А все же зря мы из Фолскстаадбурга до решения трибунала уехали, – хмуро пробурчал Паркер, нажевывая длиннющую соломинку. – Вот засудят без нас эти сэры мальчонку, как пить дать засудят.
- Ну, конечно, – Майлз, пытаясь заставить неугомонного Беса идти шагом, в очередной раз врезал коню промеж ушей. – Если б твое высокопревосходительство там ошивалось, всё б как по маслу прошло. Ты пойми, олух, твое слово для господ из высокого трибунала значит не больше, чем снулой мухи жужжание. Захотят осудить – осудят, захотят – помилуют. А тебя с твоей рожей каторжной не то что в зал суда, на задворках конский помёт убирать не пустят.
- Кого не пустят? – возмущенно вскинулся Рой. – Меня? – И, сообразив, что речь идет не только о судьбе Дальмонта, но и о конских экскрементах, резко сбавил тон. – Да я и сам в таком разе туда не пойду. Дураков пусть в Теха...в Кейптауне ищут...
- Не переживай, дружище, – разводя спорщиков по сторонам, Бёрнхем направил свою лошадку в просвет между жеребцами едущих бок о бок друзей. – Всё будет в порядке. Показания следственной комиссии я дал, сэру Робертсу про то, как всё на самом дело было, рассказал. Его высокопревосходительство заверил меня, что возьмет заседание трибунала по делу Генри под свой контроль и проследит, чтобы справедливость восторжествовала.