Вскоре Лакр приметил довольно крупного зайца, который, заслышав непонятный шорох, не бросился наутек, как сделал бы обычный косой, а напротив - настороженно замер, поводя мокрой пуговкой носа и пристально наблюдая за пронесшимися мимо людьми крупными черными глазами. Сам серый, матерый, толстый. Уши почти ослиные, здоровые. Однако и зубки в пасти оказались под стать: едва у ланнийца рука дернулась к арбалету, ушастый грызун вдруг тихо зашипел, словно гадюка перед нападением, обнажил совсем не заячьи клыки и, сердито прыснув, гигантскими скачками скрылся в чаще.
У Братьев как-то нехорошо заныло под ложечкой.
- Не тронет, - равнодушно пояснила Гончая, даже не обернувшись. - Нас слишком много. Стаями иногда рискуют нападать на одиночек, но нас им не одолеть. Вот волки - совсем другое дело. На них нарваться совсем нежелательно. Тиль, как твой нос?
- Терпимо, - ровно отозвался эльф, не отставая ни на шаг.
- Если зацепит - скажешь.
Он только кивнул, но даже Стрегона поразило неподдельное беспокойство в голосе Белки, когда она на мгновение обернулась.
- Тиль, я серьезно. В последние годы мне трудно себя контролировать. Могу и не успеть. Так что не геройствуй, ладно? Хватит с нас одного ненормального эльфа, рискнувшего ко мне приблизиться. Второго сумасшедшего мага я просто не вынесу.
- Я понял, Бел. Не волнуйся.
- Да я ж за себя, - вздохнула она тихонько. - Если с тобой что-то случится, Таррэн расстроится. А я, как ты знаешь, этого очень не люблю. Потому что когда он расстраивается, нам приходится половину Леса высаживать заново, а это ужасно хлопотно. Веришь?
Владыка Л'аэртэ странно хмыкнул, и она снова надолго замолчала.
Братья тоже бежали молча, про себя поражаясь тому, что юный проводник до сих пор не споткнулся, не запыхался, не сбил дыхание и по-прежнему несется по лесу ровной трусцой, будто каждый день развлекается подобным образом. Но с такой невероятной скоростью, что за ним было трудно угнаться даже им - не раз попадавшим в переделки ветеранам. Он мчался диким зверем, держа нос по ветру и чутко шевеля изящными ноздрями. Где-то слегка задерживался, где-то вдруг резко сворачивал, не поясняя причин. Временами, напротив, внезапно ускорялся, но большую часть дня скрупулезно соблюдал свой странный ритм - пятьсот семь шагов бегом, еще двести пятьдесят три - шагом, а потом снова бегом. При этом Стрегон, добровольно оставшийся в арьергарде, совершенно точно знал, что этот странный малыш вполне способен не делать никакого перерыва на шаг. Вообще. Точнее, делает его лишь ради них, улиток - чтобы чуть перевели дух и смогли мчаться в таком темпе до самой ночи.