Было в монастыре на что посмотреть и кроме коллекции китайских раритетов. Одну из достопримечательностей составляла роскошная библиотека, внушительная и просторная, со множеством томов, вальяжно расставленных по нишам и укромным уголкам, что скорее располагало к наслаждению мудростью и приятному времяпровождению, нежели к серьезным научным занятиям. Даже при беглом осмотре нескольких полок Конвей обнаружил много удивительного. Похоже, здесь была собрана мировая классика, а также масса неизвестных и любопытных сочинений, о которых он не имел понятия. Один к одному теснились фолианты на английском, французском, немецком и русском языках, рядом с китайскими и прочими восточными манускриптами. Особенно заинтересовал его раздел, который можно было условно назвать «Тибетианой»: Конвей обратил внимание на несколько редких изданий: «Novo Descubrimento de grayo catayo ou dos Regos de Tibet»[12] Антонио де Андраде (Лисабон, 1626); «Китай»[13] Афанасиуса Кирхера (Антверпен, 1667); «Voyage а la Chine»[14] отцов Грюбера и д’Орвилля Тевено; и «Relazione Inedita di un Viaggio al Tibet»[15] Белигатти.
Конвей перелистывал эту книгу, когда заметил обращенный на него вкрадчиво-любопытный взгляд Чанга.
— Вы, наверное, ученый? — последовал вопрос.
Конвей помедлил с ответом. Преподавание в Оксфорде давало ему некоторое право сказать «да», но он знал, что это слово, в высшей степени комплиментарное для китайца, имеет несколько снобистский оттенок на слух англичанина, а посему, не желая смущать своих спутников, ответил уклончиво.
— Я, конечно, очень люблю читать, но моя работа в последние годы не слишком располагала к научным занятиям.
— А они интересуют вас?
— Утверждать не стал бы, но, безусловно, знаю, как это увлекательно.
— Вот вам кое-что для научных занятий, Конвей, — вмешался в разговор Маллинсон, вертевший в руках какую-то книгу. — Карта Тибета.
— В нашей коллекции несколько сот карт, — сказал Чанг. — Все они в вашем распоряжении, но хотел бы избавить вас от лишних хлопот, и потому сразу предупреждаю: ни на одной вы не найдете Шангри-ла.
— Любопытно, — заметил Конвей. — Интересно, почему?
— На то есть веская причина, но, боюсь, большего сказать не могу.
Конвей улыбнулся, а Маллинсон опять помрачнел.
— Новая загадка, — проворчал он. — Пока мы не видели ничего такого, что надо было бы скрывать.
В этот момент внезапно оживилась мисс Бринклоу, до тех пор пребывавшая в молчаливом раздумье.
— А не покажете ли вы лам за работой? — пропела она тоном, который, вероятно, не раз приводил в содрогание служащих из «бюро путешествий Кука». Не трудно было догадаться, что воображение рисовало ей туземцев, занятых чем-то вроде плетения молитвенных ковриков или изготовления поделок, и прочую первобытную экзотику, о которой можно будет рассказывать по возвращении домой. Мисс Бринклоу обладала исключительной способностью никогда особенно не удивляться и одновременно казаться слегка возмущенной, — при наборе таких качеств ее нимало не вывел из себя ответ Чанга.