Пылающая комната (Литвинов, Андреев) - страница 17

Его явно развеселило мое замешательство.

— Ничего не понимаю, — со смехом ответил он и затем, повернувшись к Даншену и продолжая смеяться, сказал — Ты мне это не забудь растолковать, а то потеряешь место. Это я тебе обещаю. Возьми, — продолжал он, обращаясь уже ко мне и снимая с пальца перстень, — хороших денег стоит. Ты меня развлек по полной программе. Ну, бывай, приятель.

— Что за идиот, — подумал я, сжимая в руке перстень, я чувствовал себя не просто игрушкой, а именно дешевой одноразовой игрушкой. Не попрощавшись с Даншеном, я вышел и заперся в своей комнате.

Около двух часов ко мне постучался Генри. Он был сильно пьян и сразу же сел на стопку книг стоявших в углу.

— Ты даже представить не можешь, Тэн, какое дело мы сегодня обделали, если все конечно, клюнет, — он взял сверху первую попавшуюся книгу и с трудом прочитал, «Дневники Дюрера». — На какой же мусор ты деньги мои тратишь. Больше ничего не получишь. Ну, ну, не обижайся, получишь еще больше, скоро у меня будет столько денег, что мы отсюда уедем, далеко-далеко.

Он был особенно отвратителен, поскольку больше не строил из себя джентльмена и великого мага.

— Знаешь, это кто был, вот он, — Генри достал из кармана журнал и, тыча в обложку пальцем, протянул его мне.

На обложке крупным планом была фотография нашего сегодняшнего клиента. Под ней значился заголовок статьи «Откровения Криса Харди». Он действительно был недурен собой. Рядом на фотографии было еще трое человек, двое из них с гитарами, также дико одетых и еще менее причесанных. Наверху стояло: «Ацтеки» выпустили свой новый альбом.

— Кто он? — спросил я, посмотрев на все это.

— Рок-звезда, крутая, безмозглая и с кучей долларов, из грязи в князи, Тэн, — Генри сказал это таким тоном, словно сам он был профессором Оксфорда и наследным принцем Британии. — Знаешь, сколько он заплатил, пять тысяч, а?

— Я тебя поздравляю, — сухо ответил я. Генри становился все более и более невыносим.

— Я дам тебе тысячу, ты свое дело хорошо выполнил, — он сделал странное движение, словно собирался немедленно отдать мне эти деньги. — Нет, пожалуй, не дам тебе ничего, я тебе сделаю подарок на Новый год.

Он достал из кармана маленькую коробку и протянул ее мне. В коробке оказались часы. Это были уже третьи часы, которые он мне дарил.

Праздники подходят к концу. Генри постоянно разъезжает с визитами по своим клиентам, на время оставив меня в покое. Я наслаждаюсь собственным одиночеством так, как это может делать только человек, вынужденный постоянно притворяться, не позволяя себе ни на минуту расслабиться и стать самим собой. За окном зима, печальная, тихая, послепраздничная. Вспоминая о том, какими чудесными всегда мне казались рождественские каникулы дома, я начинаю понимать, что обычно вкладывается в понятие «медленная смерть», процесс, постепенно стирающий, разлагающий в душе все, что было когда-то столь драгоценным и вдруг оказалось столь хрупким, болезненный процесс, при котором мое нынешнее существование приобретает еще более иллюзорный характер. Я должен был бы поблагодарить судьбу за то, что не стал подопечным какого-нибудь добропорядочного господина Торна в камере пожизненного заключения, но вместо этого мне хочется проклясть ее за эту изуверскую милость. До сих пор не понимаю, почему никогда не приходила мне в голову мысль о самоубийстве, возможно, это проявлялось бессознательная преданность вере моей матери, для которой даже сама мысль такого рода была чудовищно оскорбительна. Но разве не еще более оскорбительным она сочла бы мое теперешнее положение?