— Так вот что вы сделали с двумя другими? Сдали их юнокопам?
— Куда я их сдала — это моё дело, — ледяным тоном отрезает медсестра.
— По крайней мере, могу я услышать — те двое живы или нет?
Медсестра несколько мгновений смотрит на неё с неприкрытой ненавистью, а затем цедит:
— Живы-то они живы. Вот только, скорее всего, в состоянии распределённости.
Ах, как бы Рисе хотелось встать из кресла и вмазать этой ведьме так, чтобы та влипла в стенку! Они прожигают друг друга ненавидящими взглядами. Кажется, вот-вот искры полетят.
— Ты думаешь, я не знаю, что за дела творятся на этом вашем Кладбище? Ещё как знаю! У меня брат юнокоп. Чудо ещё, как они до сих пор не загребли вас всех и не отправили туда, где вам место! — Медсестра решительно тычет куда-то пальцем — наверно, в направлении ближайшего заготовительного лагеря. — Люди умирают из-за нехватки донорских органов, а ты и твои эгоистичные приятели из Сопротивления плевать на это хотели!
Вот так, думает Риса. Две правды, две истины, их разделяет стена. Эта женщина смотрит на неё как на преступницу, и ничто в мире не сможет поколебать её убеждённости.
— Ах вот что! — язвит Риса. — Вы, значит, болеете душой за общество? А денежки, которые вам отваливаются, здесь ни при чём?
Женщина отводит глаза, и Риса понимает, что удар попал в цель. Мораль радетельницы общественных интересов даёт трещину, куда эта ханжа и проваливается.
— Отправляйтесь обратно в своё стойло и занимайтесь своей грязной ордой, — шипит медсестра, — а я сделаю вид, что не видела вас и не слышала.
Не на ту напала. Риса не позволит им расплести Дилана.
И в этот момент в палату входит юнокоп.
— Давай сюда, — зовёт его медсестра и обращается к Рисе: — Катись из этой палаты сейчас же, и тогда я позволю тебе и твоей подружке, что сидит в приёмной, спокойно убраться. Расплести тебя, может, и нельзя, но уж за решётку-то упрятать ещё как можно.
Но Риса не собирается уходить.
Вошедший юнокоп, судя по внешнему сходству с медсестрой — её брат. Он бросает на Рису долгий любопытный взгляд, затем переводит глаза на лежащего в постели мальчика.
— Вот этот?
— Мы его зашили, состояние стабильное, но он потерял много крови. Некоторое время его нельзя транспортировать.
— Держи его на снотворном, — советует коп. — Лучше, чтобы он вообще не просыпался, пока не окажется в лагере.
Риса хватается за подлокотники кресла. Через десять секунд она совершит нечто необратимое. Десять секунд молчаливого внутреннего оцепенения и страха, но ни малейших колебаний.
— Заберите меня, — говорит она. — Вместо него.