Именно сюда Коннор идёт, когда хочет дать выход своим эмоциям.
Перед ним большая боксёрская груша, и он лупит её, словно чемпион, настроенный в первом же раунде отправить противника в нокаут. Он вызывает в памяти всё, что доводит его до белого каления, например, физиономии тех пацанов, кто пользуется любыми отговорками, лишь бы не делать что положено. Затем возникают и другие мерзкие типы: Ринкон и ему подобные; юнокопы, с которыми Коннору доводилось когда-то сталкиваться; вечно лыбящиеся спецы из заготовительного лагеря, пытающиеся представить расплетение этаким развесёлым семейным пикником; и, наконец, лица его родителей, запустивших в действие тот механизм, из-за которого он попал сюда, в это забытое богом и людьми место. Вот теперь Коннор лупцует грушу с особым остервенением, но, как ни странно, чувствует себя виноватым, что родители вызывают у него такую злобу, и это приводит его в ещё большее неистовство.
Ударам его левой руки по силе далеко до ударов правой. С правого предплечья на Коннора злобно взирает тигровая акула. На наколке она ещё уродливей, чем в жизни. Хотя Коннор неохотно признаётся самому себе, что привык к ней, она всегда будет вызывать у него омерзение. Волосы, которые растут на этой руке, гуще и темнее, чем собственные волосы Коннора. «Он здесь, — мрачно думает Коннор. — Роланд здесь, он в каждом ударе, который я всаживаю в эту грушу!» Но хуже всего то, что удары именно этой рукой доставляют странное удовольствие — как будто рука сама радуется тому, что творит.
Коннор направляется к тренажёру для жима лёжа. Пара ребят, которые до этого по очереди выжимали штангу, уступают начальству место. Ну хоть какая-то выгода от его статуса. Коннор смотрит, какой на штанге вес, затем прибавляет по пять фунтов с каждой стороны, ложится и начинает качать. Он занимается выжиманием штанги каждый день, и каждый день именно эту часть тренировки он ненавидит больше всего. Потому что нигде так не заметна разница между его левой и правой руками, как на этом снаряде. Рука, с которой он родился, напрягается до крайности, чтобы поднять штангу, тогда как другая — нет. Внезапно Коннору приходит в голову, что даже сейчас он продолжает свой поединок с Роландом.
— Подстраховать тебя? — спрашивает кто-то из-за спины. Коннор запрокидывает голову и видит над собой парня, которого все называют Старки.
— Ага, — говорит Коннор. — Спасибо.
Он начинает вторую серию, уже ощущая боль в «родной» руке, но стараясь не обращать на неё внимания. Однако после семи жимов рука отказывается подчиняться, и Старки помогает Коннору уложить штангу на подставку.