Но все-таки он окончательно не поверил ей. У него в голове не укладывалось, что Фиса ему совсем чужая. Даже более чужая, чем любому другому из наших однокурсников. Ведь он так любил ее! Не может этого быть. Она притворяется. Это такая женская игра, это упрямство, все равно она от него никуда не денется. Никуда не уйдет. Ни с кем. Уж он-то об этом позаботится. Он готов был ждать целую жизнь.
Однажды, когда в доме наступил «бумажный» кризис, я забежала к Озу, одолжить пятерку до стипендии. Но его не было. Сосед по комнате предложил мне подождать его, а сам куда-то ушел. На кровати Оза лежали конспекты по истории. Я, ахнула, вспомнив, что завтра мне выступать на семинаре, схватила тетрадку и принялась читать лекцию, собираясь одолжить заодно и конспект. Оза все не было, и я читала про древнюю Грецию, про Эгея и Золотое руно. И вдруг в каком-то месте текст стал походить на бред. То есть шел-шел текст лекции, а потом совсем неожиданно следовало: «…я знаю в молчаливом ожиданье о том что канет в Средиземном море о том кто парус черный лишь приметив шагнет вперед в объятья океана ему вверяя все свои надежды и упованья на иной исход разбитые одним лишь взглядом в море где черной точкой в ясном горизонте все силы отняты и их осталось ровно на этот шаг в безбрежную пучину и усыпальницу земных потерь… вы были правы ждать — больней любого искусно причиняемого зла пожизненно желать принцессы Грезы пожизненно ждать сына из-за моря у пасынка пожизненно любви просить и жизнью расплатиться с ожиданьем… вы были правы Боги человек не вправе тратить дни свои напрасно и ожидание ему платить не вправе благодарностью… Сгорайте! Безумцы не желавшие прожить всю жизнь такой какой она давалась всю жизнь такой какой она была… искавшие и ищущие счастья за кромкой горизонта где и глаз не в силах удержать знакомый образ пригрезившийся бедному рассудку что силится Судьбу преодолеть… Сгорайте! Вашим светом наполняясь быть может мы идущие за вами одержим хоть единожды победу над ожиданьем нашим вместо вас…»
И тут вошел Оз. Я была настолько потрясена, что не сумела сделать вид, будто только что начала читать лекцию. А он настолько устал, что не стал возмущаться. Он забрал тетрадь и опустился на кровать. И мне стало его жалко. Я постояла немного и погладила его по плечу. Он, похоже, даже не заметил этого. Я сказала: «извини» — и вышла. Значит, он приготовился ждать. Нет, не смирился он ни с чем. Смирившиеся не пишут такие сумасшедшие вещи. Да и не ждал он, а жаждал. Он просто сходил с ума.
— Фиса, ты сведешь Оза с ума, — сказала я, заняв пять рублей у Машки и вернувшись домой.