Первого сентября — я к тому времени просидела дома полгода и начала потихоньку сходить с ума — он принес вместе с заказом коробку с глиной. Это была такая игрушка для детей. Ребенок мог вылепить для себя тарелку, потом обжечь ее в духовке, и она становилась глазурованной, совсем как настоящая.
— Только покорявее, — сказал Карлос.
Глория усмехнулась:
— Разумеется. Игрушка предназначалась для девочек — скорее всего, она валялась у него без дела, и он, уже покидая магазин, добавил ее к заказу. Возможно, просто забыл, сколько мне лет.
— А сколько вам было лет?
— Восемнадцать.
— И вы опекали вашу мать?
— Да.
— Только сумасшедший мог поручить вам это, — сказал Карлос.
— Так мне никто и не поручал.
— И не было никого, кто вам помогал.
— Все жившие по соседству люди работали. Некоторые, как Мама, на двух работах. Никто не мог позволить себе сидеть дома и, скажем, готовить для меня еду. А кроме того, когда я бросила колледж, уход за Мамой стал для меня постоянной работой.
— Неоплачиваемой.
Она кивнула.
— Выходит, вы такими вещами и прежде занимались.
— Какими «такими»?
— Подобными тому, что вы делали для моего отца, пока считали, что он мертв.
— Ну, это далеко не одно и то же.
— Одно.
— Вы не дадите мне яблоко? — попросила она.
Карлос порылся в пластиковом пакете, выудил два яблока — одно для нее, другое для себя.
Глория откусила кусочек, с шумом всосала сок.
— По-моему, я вам о чем-то рассказывала.
Он улыбнулся:
— Да, конечно.
— Мистер Наварро, владелец магазина, подарил мне глину. Я засунула коробку с ней под кухонную раковину и думать о ней забыла до предрождественской недели, до момента, когда заглянула под раковину в поисках клейкой ленты, которой собиралась перевязать приготовленный для него подарок. И, увидев коробку, решила вылепить для него что-нибудь — в знак благодарности.
В ту ночь, после того как Мама заснула, я приступила к лепке. Сначала я думала вылепить его самого, но потом решила, что ему неприятно будет смотреть на свою ухудшенную версию. Ну и поскольку близилось Рождество, — а мистер Наварро был человеком очень благочестивым — я вылепила Мадонну с младенцем. А из остатков глины соорудила птицу с веточкой во рту.
Я не думала, что они так уж хороши, но все же обожгла их, завернула и, когда он пришел к нам в следующий раз, отдала ему.
Назавтра, перед самым Рождеством, он вернулся. «Что случилось? — удивилась я. — Неужели я вам заплатить забыла?»
«Нет, — ответил он, — дело не в этом. Я хочу узнать, где вы раздобыли статуэтки».
Я сказала, что слепила их сама — из подаренной им глины.