Мальчика похоронили ближе к дороге, чем его мать. Глория, спотыкаясь, спустилась с насыпи. Зной усиливался с каждой минутой. Ненароком коснувшись одного из надгробий, мимо которых она проходила, Глория обожгла ладонь. Посасывая большой палец, она сверилась с картой и обнаружила, что стоит прямо перед нужной ей могилой.
Нет — перед какой-то другой.
Ага, вот он. Камень размером с книжку в бумажной обложке. Глория опустилась на колени, чтобы прочесть надпись.
Carlos
1962–1963
Dios lo queria
Бог любил его.
Или же Бог пожелал его.
Темы для разговора с ним у Глории отсутствовали. В конце концов, он был младенцем.
Однако уходить, ничего ему не сказав, было как-то неправильно, и потому Глория, откашлявшись, выскребла из памяти застрявший в ней кусочек колыбельной.
Для тебя я с утра на ногах,
Для тебя я шью целый день.
Для тебя вечерами готовлю еду,
О тебе нонами молюсь.
Мое утро любовно разбудит тебя,
Мой день приоденет тебя,
Мой вечер насытит тебя,
Моя ночь принесет тебе сны.
Ярдах в ста от этой находилась могила матери; ее надгробие было немного больше.
FAJARDO GLORIA BEATRIZ RAMOS
Febrero 1947 — Julio 1963
Глория попыталась представить себе, что это такое — в шестнадцать лет вынашивать дитя. Сама она в этом возрасте училась в школе, думала о колледже. Еще и доктором-то стать не собралась. Время шло тогда медленнее, потому что не имело конечной точки.
Она поговорила с Глорией, рассказала ей о Хозе. То есть сначала она называла его Карлом, но потом спохватилась и попросила прощения. Рассказала о его диете, о бизнесе, о благотворительности. О чувстве юмора и набожности. Засмеялась, произнеся: «Он был такой забавный»; описала ужас, который испытала, услышав его последнее телефонное сообщение.
О последних пяти месяцах Глория рассказывать не стала. Они касались скорее ее, чем его.
Так она и говорила, пока не исчерпала весь свой запас описаний и занятных историй. К этому времени у нее уже гудело в перегретой солнцем голове.
— Вот и все, что я знаю, — сказала она и ушла.
ОТЪЕЗЖАЯ, ГЛОРИЯ НАБЛЮДАЛА В ЗЕРКАЛЬЦЕ заднего вида за тем, как кладбище уходит под воду.
На то, чтобы прийти в себя, Глории потребовалось время. Она не хотела никого видеть, ни с кем говорить, считала, что справляться с последствиями пережитого должна самостоятельно. Сообщения, поступавшие на ее автоответчик, она игнорировала, — два из них пришли от директора средней школы, еще парочка от подруг, не понимавших, куда она подевалась. По крайней мере, хоть кому-то ее не хватает, и то хорошо.
Несмотря на изнурительную усталость, она провела первые две ночи, цепляясь то за одеяло, то за края кровати, накрывая голову подушкой, чтобы заглушить эхо выстрелов; избавиться от едкой вони обожженной кожи и сгоревшего пороха, от ударившей в нее теплой струи. Она поднималась, шла в уборную и бегом возвращалась в кровать, испуганная тенями ветвей и перезвоном ветряных колокольчиков, которые, по уверениям ее домовладельца, наполняли дом положительной энергией ци.