«Позаботься тут обо всем, пока меня не будет».
Статуэтки.
Она сжевала банан, оделась и отправилась в офис.
По краю тротуара прохаживались люди в халатах, немногочисленные впрочем, куря и крутя ручки транзисторов. Мужчина в одних полосатых пижамных штанах сидел, пощипывая струны гитары, на капоте «фольксвагена». С шеи мужчины свисали деревянные бусы, он развлекал свою подружку, хрипло напевая мелодию, бывшую, вспомнила Глория, популярной полгода назад.
Когда она проходила мимо, эти двое уставились на нее, словно желая спросить: «Какого хрена ты делаешь тут, одетая?» Она помахала им и продолжила свой поход по предрассветному, только что пережившему стихийное бедствие городу.
Глории никогда еще не случалось пешком одолевать две с половиной мили, которые отделяли ее дом от работы. Она переходила из делового квартала в жилой, а из него снова в деловой, пересекая чередующиеся очаги истерии и оцепенения. Рядом с «Беверли-центром» в унисон завывали разноголосые системы тревожной сигнализации нескольких десятков магазинчиков. Вспыхивали и сгорали искажаемые эффектом Допплера арии авариек, которые летели по бульвару Уилшир усмирять обратившиеся в гейзеры пожарные гидранты и горящие электропровода. Глория наслаждалась всем этим, шагая по тротуарам, разыгрывая редчайшую из ролей: пешехода в Лос-Анджелесе.
По дороге она решила сделать крюк и заглянуть к Барб.
Оберли жили на Камден-драйв, в южной части Беверли-Хиллз, к их старинному испанскому дому вела через лужайку дорожка, мощенная глазурированной плиткой. Что всегда поражало Глорию, так это сама лужайка, подстриженная так гладко, точно каждую травинку подравнивали отдельно. Кении Оберли торговал автомобилями класса люкс, и на подъездной дорожке его дома часто появлялась новехонькая, обтекаемой формы машина.
В этом месяце таковой была «инфинити» его любимого цвета — бледно-палевого. В чем Кении не откажешь, так это в последовательности, подумала Глория. Качество прилипчивое: выйдя за него замуж, Барб тоже обратилась в человека привычки — правда, умеющего посмеяться над собой.
— В следующий раз мы думаем пуститься во все тяжкие, — говорила она, — и пересесть в серую.
На дверной звонок никто не ответил. Глория вошла в калитку сбоку от дома, обогнула его и легко взбежала на заднюю веранду — трапецию, выложенную искусственно состаренным кирпичом. Она постучала ногтем по стеклу кухонного окна, и из дома донесся какой-то невнятный шум.
Кто-то пробормотал: «О господи…»
Сонная Барб отвела занавеску задней двери, произнесла одними губами: «Глория?» — и исчезла, сдвигая засов, за вернувшейся, щелкнув, на место тканью.