Глория посмотрела на часы. Четыре сорок пять утра. Об этом она не подумала, поскольку чувствовала себя такой бодрой — сна ни в одном глазу, субботний полдень, время отправляться за покупками или соорудить и съесть сэндвич.
Первым, о чем спросила Барб, было:
— Ты чего пришла?
— У вас все в порядке?
— Все хорошо. Аманда в постели с Кении. Джейсон собирает в своей комнате книги. Ты-то что здесь делаешь, Глория?
— Я не смогла заснуть.
Барб посмотрела на нее, округлив глаза, и рассмеялась:
— Ладно.
Пришлось улыбнуться и Глории. Какая нелепость.
— У меня в квартире темень кромешная, — сказала она. — Вот мне и захотелось выбраться из дома.
— Хорошо, — сказала Барб, — входи. Гостем будешь.
Они сели за кухонный стол: свечи, немытые ложки как будто Барб только что общалась с духами.
— Могу предложить еле теплый кофе или сухую овсянку. Выбирай.
— Нет, спасибо.
Когда воображение Глории рисовало ее будущую семейную жизнь, оно редко заимствовало что-либо у семейства Оберли, в котором единственным источником трений была, судя по всему, чрезмерно развитая ироничность, каковую Барб и Кении делили поровну и каким-то образом ухитрились передать по наследству своим детям. (Пятилетний Джейсон как-то сказал Глории: «Неплохо выглядишь. Для твоих-то лет».) Глории нравилось, что повседневная их жизнь течет без сучка без задоринки: все в ней работало, как бытовой прибор немецкого производства. Но, поскольку сама она никогда в такой семье не жила, ей трудно было представить себя членом еще одной, похожей на эту.
Впрочем, и ту, в которой выросла она, воспроизводить ей ничуть не хотелось.
Ее будущая семья, верила Глория, выберет средний путь. Не такой ухабистый, как пройденный ею, но и не такой нормальный, как у Оберли.
— Вообще-то, — сказала Глория, — я в нашу контору иду.
— Голубка. — Барб взяла ее за руку, словно собираясь объяснить бедняжке, откуда берутся дети. — Сегодня никто работать не будет. Мы только что пережили землетрясение.
— Я знаю.
— А и не было бы его, нельзя же приходить на работу в пять утра.
— Я знаю, Барб.
— А если бы такое время и годилось для работы — ты разве не в отпуске всю эту неделю?
— Я хочу убедиться, что там все в порядке. Статуэтки Карла…
Ответом ей стала ухмылка Барб.
— Карл любит их, — сказала Глория. — Если они разбились… да и вообще, там, наверное, полный кавардак.
— Нормальное дело во время стихийного бедствия. Полный кавардак.
— Мне все равно заняться больше нечем, — сказала Глория.
Барб пожала плечами:
— Тебе следует стать президентом.
— Компании?
— Соединенных Штатов. В городе никто, кроме тебя, на работу сейчас не идет. Подобное трудолюбие не помешало бы избираемым нами лидерам.