Виконт заподозрил, что хозяйке кофейни известно гораздо больше, нежели она желает сообщить, но сказал только:
– Второй визитер – тот, кто, по вашим словам, поднялся и очень быстро спустился, – в котором часу явился?
– Примерно в полпервого, незадолго до того, как я отправилась спать. У меня квартира неподалеку, на Райдер-стрит, в другом принадлежащем мне доме, – объяснила мадам Шампань. – Так что вполне возможно, что кто-то посетил мсье Росса после того, как я ушла, или же он сам мог выйти. Этого я бы не узнала.
Девлин поднялся:
– Благодарю, мадам, вы очень помогли.
Собеседница задумчиво посмотрела на него.
– Но ведь вам любопытно, почему, понимая, с какой целью задаются эти вопросы, я назвала имя одного из соотечественников – своего же собрата-эмигранта. Да?
Себастьяна это обстоятельство и впрямь заинтересовало.
От улыбки возле уцелевшего глаза хозяйки собрались морщинки.
– Вот уже некоторое время французское эмигрантское сообщество подозревает, что в наших рядах завелся предатель. Который заявляет, что презирает Наполеона, и в то же время тайно снабжает сведениями Париж.
До Девлина доходили такие слухи.
– По-вашему, двурушником может оказаться де Ла Рок?
Мадам Шампань поджала губы и повела плечом:
– Он утверждает, что бежал из страны, как отказавшийся принимать присягу священник. – Десятки тысяч священнослужителей покинули революционную Францию, чтобы не принимать антипапскую присягу. Тех, кто остался, либо предали смерти, либо сослали на каторгу. – Но при этом смеется и рассказывает, что утратил веру в Бога в десятилетнем возрасте. Одновременно и то, и другое не может быть правдой.
– Это несообразность еще не делает де Ла Рока предателем, – заметил Себастьян.
– Не делает, зато свидетельствует, что он лгун. Помните об этом, когда будете с ним беседовать.
* * * * *
Геро Джарвис расположилась за массивным дубовым столом в библиотеке городского особняка Джарвисов на Беркли-сквер. В руке баронская дочь держала перо, вокруг лежали развернутые карты и громоздились стопки книг. Она намеревалась посвятить вечер исследовательской работе по малочисленным сохранившимся следам исчезнувших лондонских монастырей. Но чернила на пере давно высохли, а Геро все сидела, невидяще уставившись на садик за высокими окнами комнаты.
Признаваясь лорду Девлину, что намеревалась никогда не выходить замуж, она говорила правду. Мисс Джарвис могла прилагать титанические усилия, чтобы изменить драконовские законы Британии о браке и власти, даруемой мужьям в отношении собственных жен, однако была достаточно здравомысляща, чтобы понимать – до действительных изменений еще не одно поколение. Поэтому ту энергию, которую женщины ее возраста отдавали семье, она изливала на исследования, статьи и проекты законодательных актов. Геро также заявила виконту, что собирается продолжать свои занятия, и в этом тоже не лукавила. Однако, не будучи глупой, баронская дочь догадывалась, что ее жизнь вскоре так кардинально переменится, как она даже не могла – да и не хотела – себе представить.