— Я хочу ракии! Слышишь, ты, длинноносый! Принеси мне ракии!
Центурион чуть заметно дернул уголком губ, повернул голову к одному из стражников и распорядился поскорее доставить варвару чан с пьянящим напитком.
«Надеюсь, у них нет под рукой сонного зелья. — Тимир-Каан выхватил из рук солдата вместительную братину и, зачерпнув браги, задвигал кадыком, изображая, как жгучая струя вливается в его горло. — А теперь, пошатываясь, к конюшне».
— Пейте! Давид, мой брат, угощает всех! — Он протянул чашу ближайшему нукеру и, словно в опьянении, рухнул ему на плечо. — Когда отойдем, затейте между собой драку. К конюшням я должен подойти один — отрежьте путь всем остальным.
Касожская стража у коновязи была несказанно удивлена, увидев, а вернее, еще раньше, услышав своего командира. Тот шел, валясь из стороны в сторону и горланя нечто маловнятное на грубом наречии огузов.
Один из стражников бросился к Тимир-Каану, чтобы поддержать его, но начальник обвел его взглядом, моментально превратившимся из мутного в ясный, и заорал немузыкально на тот же песенный мотив:
— …И ночью все готовы были пролить гяуров злую кровь, — затем, не давая опомниться, оттолкнул незваного помощника, дошел до сеновала и рухнул в него как подкошенный.
Несколько минут Тимир-Каан пролежал без движения, вслушиваясь. Хитрость удалась на славу. Когда один из его нукеров вроде бы случайно уронил плеть и наклонился за ней, другой — не менее случайно — рухнул ему на спину. А спустя несколько секунд над улицей Тамар-Тархана слышались свист бичей и яростная брань. Пройти мимо было просто невозможно, не рискуя головой.
Тимир-Каан был уверен, что теперь, когда соглядатаи попытаются отыскать его в конюшне, стража и близко не подпустит их. Скоро о том, что Темир напился и уснул на сеновале, будет известно Давиду и ромеям, а это даст время нанести ответный удар. Совсем немного времени. Поэтому надо спешить.
Убедившись, что все тихо, Тимир-Каан змеей переполз под стену и нырнул в сено: «Велик Аллах, надоумивший меня загодя приготовить тайный ход в крепость. Сегодня он послужит выходом».
Князь Святослав удивленно рассматривал пленника, доставленного передовой сторожей.
— Как звать тебя?
— Тимир-Каан.
— Какой Тимир-Каан? Уж не сын ли Килич-Оглана, владыки касожского?
— Он самый.
Великий князь задумался: дорогая одежда пленного была измазана землей так, будто тот полз на брюхе. Булатный меч, украшенный золотой насечкой, кинжал с каменьями — за такие табун отдашь. Обычного лазутчика эдак не наряжают, а если б и нарядили — что за блажь по грязи волочить?