Сын погибели (Свержин) - страница 217

— Пожар! Пожар!!! — донеслось из-за стен шатра. — Там внутри горит!

— Мы договорим, Андай. — Ангел вдруг сложил крылья и, повернувшись на месте, словно ввинтился в землю. — Оставляю тебе этих гадов. Они есть суть деяния твоего.

Ворвавшиеся в шатер херсониты от неожиданности уронили наземь ведра с водой: среди палатки как ни в чем не бывало сидел Федюня Кочедыжник и рисовал прутиком замысловатые спирали на сухом песке. Два огромных питона лежали рядомё водрузив головы на колени мальчика.

— А что горело? — наконец смог выдавить из себя один из воинов.

— Ничего, — спокойно ответил Федюня. — Не вернулся ли еще славный витязь наш с поля ратного?

— В шатре отдыхает, — не спуская глаз с лежащих питонов, ответил херсонит. — Он самого Генриха Льва из седла выбил! Шутка ли!

— Передай ему, что завтра поутру нам следует отбыть во франкские земли к аббату Бернару из Клерво.

— Но к чему же?

— Ибо так должно быть, и так будет.


Над шатром, где совсем недавно развевалась баньера с белыми и голубыми ромбами Баварии, теперь красовалось белое знамя с алым, расширяющимся к концу лопастей крестом. Победив одного из защитников поля, доблестный Вальтарэ Камдель, граф Квинталамонте, рыцарь Священного воинства бернарианцев, занял опустевший шатер непобедимого прежде Генриха Льва.

Толпа, бурно реагировавшая на яростную схватку двух славных рыцарей, невольно притихла, когда победа, неизменно сопутствовавшая герцогу Баварии, вдруг оставила его. Причем оставила лежащим на земле без чувств. Небывалое свершилось. И простой люд, и знатные бароны понимали это, с нетерпением ожидая, что будет дальше.

Быстроногие оруженосцы герцога поспешили на ристалище помочь господину подняться. Никогда славнейший из рыцарей Империи не ощущал спиною землю ратного поля. Получить удар в шлем, потерять стремя — это еще куда ни шло. Но такое!

Генрих Лев очнулся от удара оземь и некоторое время лежал неподвижно, собираясь с силами. Сквозь узкие смотровые щели виднелось синее, в белых облаках небо, напоминающее герб его родной Баварии. Он тихо зарычал от боли и досады и согнул колени, пытаясь встать. Публика на трибунах радостно вскрикнула, приветствуя своего любимца. Голова кружилась, но Генрих поднялся на ноги до того, как к нему подбежали оруженосцы, что снова было встречено восхищенным ревом трибун.

— Мой господин, — оруженосец, подставив плечи под руку герцога, помог ему вновь залезть в седло коня, — прикажете развернуть перину для отдыха?

— К черту перину! К черту отдых! Воды. Сменить шлем. Новое копье!

— Но ваше падение…