Лаврова сидела у Аськи. Они пили казахстанский коньяк и закусывали пирожками с капустой.
— Я всю ночь заснуть не могла. Все думала, что он там умирает. Долго. Как Сталин. Если бы ему оказали помощь вовремя, он бы выжил.
— Сталин?
— Дура! Ястреб.
У Аськи был сосед по подъезду со странной фамилией Ястреб. Ему уже перевалило за шестьдесят. Он разошелся с женой и жил один. Когда Аська загорала на балконе, он подглядывал за ней сверху со своего балкона. Охотился за ней по диагонали. Как и положено орлам, он гнездился на вершине скалы, на самом верхнем этаже человеческого дома.
— Вчера его жена просила, чтобы открыли дверь его квартиры, проверить, как он. Она не могла ему дозвониться уже два дня. Все отказались. Все тупо сидели у телевизоров и жрали свой ужин. Зачем напрягать себя после работы? Вдруг увидишь смерть и потом не уснешь. Ведь завтра на работе нужно быть огурцом.
— И что оказалось?
— Когда взломали дверь, он лежал на полу. Мертвый. Уже давно. Соседка, живущая этажом ниже, сказала, что два дня назад она слышала, как он упал и застонал. И ничего не сделала. Сука!
— Обычное дело, — согласилась Лаврова. — Это доказали еще Дарли и Ладен. Когда толпа людей слышит, как кого-то убивают, каждый надеется, что поможет другой. Твоя соседка рассчитывала, что ему помогут другие соседи. Виновата не она, а человеческая натура — привычка перекладывать ответственность на чужие плечи.
— Получается, все люди сволочи.
— Точно. Представляешь, мы умрем, и нас обнаружат недели через три по тошнотворному запаху из квартиры.
— Идиотизм! — Аська повела плечами. — Давай выпьем.
— Давай.
— Когда выпьешь, не так страшно, — крякнув, сказала Аська.
— Угу.
* * *
Нужно было забыться. Лаврова с Аськой и Линкой отправились в «Метро». Лаврова надела на себя самую короткую юбку, блузку завязала узлом на животе, открыв пупок. Ей хотелось оголить себя побольше. Костя говорил, что у нее атласная кожа.
«У всех людей кожа шелковистая, у тебя атласная. Это редкость», — уверял он, нежно скользя пальцами по ее обнаженной коже.
Из грузинской сережки с черным ониксом, пара к которой была потеряна, Лаврова сделала кулон и надела его на цепочку. Оникс тускло светился колдовским, цыганским глазом в ложбинке между ее грудей. Лаврова подвела глаза стрелками и стянула на макушке конский хвост. Он воинственно торчал, словно боевая ритуальная прическа древних ацтеков. Она собиралась выдержать бой со своей памятью, заранее зная, что проиграет. Лаврова не умела сражаться, ее этому не учили.