— Да, в чем повезло, так повезло... А о золоте, конечно, никому ни слова. Но ведь надо, же с ним что-то делать? Какие у вас планы?
— Ивану решать.
— Только бы Ольга не узнала. Чует мое сердце — не будут они жить вместе.
— Надо было Ивану на Оксане жениться, девочка она умная и красивая, теперь врач.
— Да ты что?! Они же брат и сестра!
— Какие там брат и сестра! О чем говоришь, Рита?
— Ладно, пойдем отсюда. Оксана уж третий раз замуж выходит, и мужиков-то подбирает, как издевается: то Ефрем, то Серафим, а теперь вот — Филимон, смех да и только. А девке скоро тридцать.
— Как тридцать?!
— Ты что ж думаешь, — время остановилось? Николай уже, почитай, пятый год как погиб. Неладно у нее жизнь складывается. Сны я плохие стала видеть. Не к добру это... Пойдем, братик ты мой родненький, лучше на веранде поболтаем. Вон, и солнце к закату поползло.
— Да уж, пойдем, во дворе у нас веселей.
— О, детворы полон двор, скучать не дадут. Твою клубнику-то всю оборвали, и малину...
— Да пусть едят, не жалко.
Будто услышав разговор, в переулок вылетела стайка ребят. Увидев медленно идущих Виктора и Риту, они понеслись в их сторону:
— Деда! Бабуля! Там дядю Ваню привезли, машина с крестом приехала.
— Господи Иесуси, — прошептала Рита, — почему привезли?
Виктор заковылял быстрее.
— Не кричите все, говори ты, Фаина! — обратился он к старшей.
— Дядю Ваню санитарка привезла, искалеченного.
— Живой он, даже улыбается! — закричали дети наперебой.
— Опять несчастье! Да сколько же можно! И все на одного человека! — с отчаянием проговорил Виктор. — Где же Господь Бог, неужто Ванька такой грешник?!
Глава вторая
Белоруссия. Витебск. Военный госпиталь. Палата интенсивной терапии. В отдельной комнате, на панцирной койке – Иван. Он задыхается. Казалось, что в его легкие не проходит воздух, а превращаясь в какую-то бескислородную горячую массу, нестерпимо жжет внутри. Но грудь высоко поднималась и быстро опускалась, указывая на то, что воздух все, же поступает в легкие. Но почему такое нестерпимое ощущение удушья?
Вошла медсестра, увидев мечущегося больного со вспотевшим бледным лицом, его часто и высоко вздымающуюся грудь, выбежала, а через минуту вернулась с дежурным врачом. Это был тот же хирург, который час назад накладывал гипс на ноги Ивана.
— Что случилось? Где боль?
Иван ничего не мог сказать. Быстро и отчаянно дыша, он то открывал, то закрывал рот.
— Валентина Сергеевна, ложку, быстро! Ну-ка скажи «а»!
Иван широко открыл рот и захрипел.
— Нет, все нормально, в чем же дело? Дайте ему воды... Теперь говори.
— Ч-что говорить? Я за-за-ды-хаюсь! Воздуха не хва-та-ет!