Она испытывала благодарную привязанность к своей уединенной комнате, своему уголку и напоминала ребенка, считающего и пересчитывающего последние бесценные деньки школьных каникул. Она видела, какие взгляды Джуд бросал на нее порой, и инстинктивно чувствовала, что они означали. Он нормальный, здоровый мужчина, и, в конце концов, она его жена.
Но если он окажется чересчур настойчивым в своих мужских притязаниях, а ведь оставалась еще неделя до того рокового дня, когда он мог на полном основании предъявить свои супружеские права, — она не знала, как вынесет это. Не знала, что будет с нею, когда делить с ним постель станет ее обязанностью. Останется только закрыть глаза и умереть…
— Ай! — взвизгнула она, и все ее мрачные мысли разлетелись от внезапного ощущения чего-то холодного и вязкого. Это был крем для загара, и сильная теплая рука Джуда принялась втирать его в ее обнаженное тело.
— Я и сама могу! — лепетала она, энергично пытаясь высвободиться или хотя бы сесть, при этом его рука оказалась зажатой между ее поднятыми коленями и грудью.
Дымчато-серые глаза широко распахнулись за темными стеклами очков и, встретив его ответный взгляд, замерли. Непостижимая синева его глаз, утопающих в черноте ресниц, была подобна целующему берег морю, и в ней, как в море, роились изумрудные сверкающие искорки. Это были искорки смеха!
Он смеялся, черт бы его побрал, но не в открытую, а тайно. Смеялся над ее глупой девичьей робостью, и от этого она чувствовала себя маленькой, неуклюжей, нелепой.
— Я знаю!
Его хрипловатый голос звучал у самого ее уха. Он наклонился, и его дыхание обдало ее кожу. Он высвободил руку из нежного плена и уложил Клео на полотенце.
— Но я тоже могу, так почему бы тебе не полежать спокойно? Тебе будет приятно, — прибавил он, и его слова пронизали все ее существо.
Сопротивляться было бесполезно: при желании он мог побороть ее одной рукой. Кроме того, подобное поведение было бы низким: он бы решил, что его жена сущая ведьма. Он заслуживал лучшего.
Клео, сжав зубы, подчинилась. Она закрыла глаза и ядовито напомнила себе, что пора привыкать к его вольностям, вольностям, откровенность которых через неделю неизмеримо возрастет!
Они заключили договор, и Клео слишком уважала его и себя, чтобы сдать позиции; поэтому она решила попробовать самовнушение. Особых результатов она не ждала, но нужно было хоть что-то делать, и Клео повторяла про себя: «Я буду хорошей женой. Я хочу быть ему хорошей женой». Наконец безмолвное увещевание слилось с мерным шумом прибоя, с нежным прикосновением сильных рук, втирающих крем в ее длинные стройные ноги.