— Ну? И что думаешь?
— Получше хлопка будет. — Потрясенный этим открытием, я почтительно положил ее на место и захлопнул крышку сундука. — Получше хлопка!
— Этот сундук выбросило на сушу на восточном побережье Божественного Моря несколько лет назад. Большую часть вещей из него Монтесума раздарил владыкам городов Тескоко и Тлакопана, ну а это оставил себе.
Пальцы мои еще чувствовали ткань, которую я только что щупал, а в голове крутился недавний разговор с Монтесумой.
— Император упоминал о чужестранцах с островов в Божественном Море, бледнолицых бородатых людях. Не их ли это вещи? — Я теперь уже начинал понимать, что так встревожило императора, — уж больно неземной вид был у этой невиданной ткани.
— Их. Эти и другие. Вот, посмотри. — Крышка сундука снова со скрипом открылась, зловеще нарушив тишину пустого пространства, и Лев вытащил что-то из него. Это был продолговатый узкий предмет, поблескивавший в свете факела.
— Какое-то оружие! — воскликнул я.
Предмет оказался чем-то вроде меча, разве что сам клинок был не из закаленной древесины, обрамленной по краям острым обсидиановым лезвием, а из цельного куска металла, немного похожего на серебро, только более тусклого и твердого.
— Покрепче бронзы будет, — заметил мой брат. — Помнишь, что сделали с нашими войсками тарасканцы несколько лет назад при помощи своих бронзовых мечей и копий? А теперь представь, как бы воевали наши воины, если бы имели оружие из такого вот металла, а не из древесины, кремния и обсидиана!
— А наши торговцы! Как бы они поживились, продавая такую вот одежду! — прибавил я, кивая на открытый сундук. — Ведь император это имел в виду?
— Он имел в виду, что те, кто обладает такими вещами, должны быть подобны богам, — бесстрастно заметил мой брат, опуская меч, но не расставаясь с ним. — А с богами, как известно, не шутят. По дошедшим до меня слухам, эти чужестранцы приплыли из-за Божественного Моря на лодках размером с дворцы. Они завоевали майя такими вот мечами и еще каким-то оружием, исторгающим из себя гром, огонь и дым и мечущим смертоносные камни.
Голос его задрожал. Лев всегда был набожным — слишком набожным даже для ацтека, — и этот разговор о богах вызывал у него трепет.
— Я так понял, он повелел устроить облаву на этих пропавших колдунов, — сказал я. — Чтобы они могли поведать ему, кто такие эти чужестранцы и что с ними делать.
— Более того, Монтесума считает, будто один из этих бледнолицых чужестранцев может быть самим Кецалькоатлем, вернувшимся, чтобы снова воцариться здесь.
Вот теперь я понял, что вызвало у императора такую озабоченность и желание во что бы то ни стало разыскать колдунов. И я понял, откуда взялся его страх, который я почувствовал даже через деревянную ширму.