Спектакль вышел в 1975 году, к тридцатилетию победы, и был хорошо принят зрителями. Сразу по окончании ГИТИСа Абдулова взяли в труппу московского Театра имени Ленинского комсомола, с которым он был связан до конца своей жизни. За роль Плужникова Абдулов получил премию «Театральная весна».
Удачно начавшаяся театральная карьера продолжалась не менее удачно. Высокий красавец Абдулов притягивал к себе зрительские взоры, завоевывая симпатии с ходу, с первого взгляда. Он жадно впитывал знания, актерство было у него, что называется, в крови, и обещал в скором будущем стать если не звездой, то, во всяком случае, профессионалом.
Карьеру начинающего актера чуть было не погубила его собственная беспечность. Как вспоминал сам Захаров, искренне симпатизировавший Александру:
«Абдулов трудно приживался в театре, у него не все хорошо было с дисциплиной. Он был очень веселый и обаятельный и как-то весело всех обманывал, в том числе и меня. Однажды Саша не пришел на важную репетицию, это было очень страшное опоздание. Тот случай, когда нужно выгонять сразу, а я как раз в это время от многих людей отказывался, убирал из театра, потому что театр мне достался в очень тяжелом состоянии. Так вот, он пришел и сказал, глядя прямо на меня, и у него при этом текли слезы из глаз: „Я сидел всю ночь у постели больной любимой девушки“. Ну, я сделал над собой усилие, чтобы тоже не заплакать, мы обнялись. Потом дня через три-четыре он пришел опять со страшным опозданием в „Капитанской дочке“ — там повторение есть замечательное… может, он тоже Пушкина читал… — сказал мне дрожащим голосом: „Сидел у постели больной любимой девушки“. Тут я ему не поверил и очень разозлился… Разозлился, но сделал над собой усилие. Я понимал, что должен ему помочь. Помочь выбраться из этого вихря идей, плохой дисциплины и разных дуновений, которые его посещали в это время».
Вскоре Абдулов образумился и стал очень надежным человеком, просто образцово дисциплинированным актером. Марку Анатольевичу, разумеется, было приятно и как руководителю, и как человеку, что он не ошибся в Абдулове. Ему захотелось снять Александра в одном из своих телевизионных фильмов. Так Абдулов получил роль инженера Щукина в «Двенадцати стульях».
«Внутри меня была масса провинциальных комплексов, — признавался Абдулов, — ненависть к москвичам, к „золотой молодежи“. Я считал себя абсолютно гениальным и совершенно незаслуженно обойденным вниманием кинематографистов. Но… стиснув зубы, как последний пацан, бегал на „Мосфильм“, снимался в массовках, в атаки ходил… У Митты в картине снялся. „Москва — любовь моя“. Мне казалось, роль замечательная, предел мечтаний — мимо меня Курихара проходила… Потом долговязого мальчика заметили. Предложили эпизод — один, другой…»