Вот только легче от этого не становилось и личность Ксавьера Таша по-прежнему не вызывала симпатии, пусть и вел себя ухажер пристойно, взялся учить Равиля владеть оружием, например.
Можно подумать, был бы на его месте кто другой, Ожье бы их благословлять бросился! Смешно и грустно… Грие никогда не почитал себя способным на такую безумную, бешеную ревность! Он срывался на партнерах и конкурентах, последних просто давя в крошево. Молодая жена к исходу второго месяца супружества и весьма бурных ночей, очевидно устала от темперамента супруга и осторожно намекала на их договоренность. В отношении соперника Ожье провел обходной маневр, превзойдя всех записных светских и церковных интриганов вместе взятых, чтобы сплавить нахала куда подальше, так что господин Таш ради выгодного предприятия должен был в скорости отбыть на Аппенины… И лишь непредсказуемое рыжее, самое дорогое и шарахающееся от него чудо - Ожье не мог и пальцем тронуть, упрекнуть хоть полусловом, задеть хоть полувзглядом.
А Равиль тем временем изъел себя поедом. Он почти перестал спать, бросаясь из крайности самообвинений, - что сам во всем виноват, что сам все портит, ну кто его все время за язык тянет, ведь сам же говорил, что забота и поддержка важнее всего, знает, что не вправе ничего большего ждать и тем более требовать, - в ядовитую горечь обиды, так что горло перехватывало. И слова вновь шли совсем другие, с гневным прищуром дымчатых глаз и дерзким изгибом красивых губ.
Ах, если бы в ответ хоть раз сорвалось резкое слово или укор, если бы хоть раз Ожье вышел из себя, как тогда на дороге, поставив на место нахального мальчишку, - Равиль утешался хотя бы тем, что не совсем безразличен. Пока же, чем дальше, тем больше он напоминал себе дурного приставучего щенка, путающегося под ногами и надоевшего своим тявканьем, но вышвырнуть на улицу которого рука не поднимается, потому что люди добрые.
Правильно говорят, доброта хуже воровства! Юноша и чувствовал себя так, как будто у него украли что-то, чего он совсем недавно попросту не замечал, а оно вдруг оказалось жизненно важным. Долго так продолжаться не могло, и лис попытался отгрызть, захваченную капканом лапу.
***
Ксавьер Таш первые дни после свадьбы, а точнее после злополучного поцелуя, прозорливо старался не докучать собой ни Ожье, ни взбудораженному лисенку. Чтобы не случилось изжоги, остренького должно быть в меру.
Тактика увенчалась ожидаемым успехом, и если вначале замученный Равиль при виде мужчины не испытывал ничего, кроме рвотных позывов, то уже вскоре отношение вернулось на прежний уровень, достигнутый еще на подходе к Тулузе. Пора было переходить к большему.