— Я понимаю денежную ценность картин, так же как и культурную, — продолжил он. — Но для меня они дороги не поэтому, а по личным причинам, которые никто не поймет. У меня больше нет родителей, но есть вещи, которые они любили. Мне это помогает в жизни.
Жюли буквально сжалась, почувствовав нестерпимое чувство вины.
— И все же ты собираешься отправить картины в турне?
— Они существовали только для меня многие годы. Я могу ненадолго с ними расстаться.
— Но ты сейчас здесь, а их скоро увезут. Ты говорил, что выставка начнется через месяц? — уточнила Жюли.
— Через пару недель. Жалко, конечно, увозить их из дома. У меня такое впечатление, что я провожаю близкое существо, но ведь они скоро вернутся.
Две недели. У нее меньше времени, чем она предполагала.
— А ты? Ты будешь здесь к их возвращению? Если он останется здесь, дома, может быть, тени под его глазами пропадут и спадет то напряжение, которым он охвачен сейчас?
— Конечно, это же мой дом. — Джоун мягко улыбнулся.
Почти бессознательно она подошла к нему еще ближе. Жюли задавала вопросы, ответы на которые не помогли бы ей осуществить ее затею. Но эти ответы помогали ей лучше узнать его самого, хотя он для нее становился все более интересен и важен.
— Даже если ты проводишь здесь четыре или пять ночей в году?
— Кто знает…
Завтра ее уже не будет в его жизни. Жюли не будет знать, когда картины вернутся к нему в дом и займут свое место на стенах салона. Она не будет знать, когда он опять будет сидеть здесь этой огромной комнате, один в окружении своих бесценных полотен. Хотя почему она думает, что он будет один? Вряд ли Джоун Дамарон испытывал недостаток в женщинах.
— Почему ты так много путешествуешь?
— Я бы не назвал это путешествиями. Мои поездки связаны с семейными делами. А теперь скажи мне, почему ты задаешь мне так много вопросов, но ничего не говоришь о себе?
Жюли улыбнулась:
— Потому, что я умна.
Он похлопал по дивану, приглашая ее сесть рядом с собой:
— Подойди, сядь.
— Я…
— Пожалуйста. Я хочу тебе что-то сказать.
Опять та же осторожность. Она, похоже, никогда ее не покидала.
— Я скажу тебе… когда ты сядешь.
Жюли опустилась на диван рядом с ним, даже не понимая, зачем это делает, и развернулась нему, ожидая продолжения его слов.
— Знаешь, — задумчиво сказал Джоун, — когда я увидел тебя впервые сегодня вечером, мне стоило больших усилий отвести от тебя взгляд. В тебе было что-то такое, что требовало моего внимания.
— Что?
— Я пока не уверен…
Он провел рукой по ее волосам, затем по шее, где рука его задержалась и осталась лежать, — его сильные, загорелые пальцы — на нежном кремовом шелке ее кожи.