Кто летал и плавал в Арктике, зимовал на дальних «полярках» и дрейфующих станциях, испытал чувство постоянной опасности и риска — тот знает, как нарастает внутреннее напряжение и нервы становятся похожими на перетянутые струны гитары. Достаточно легкого прикосновения — и они оборвутся. И есть только одно-единственное лекарство, чтобы выйти из подобного состояния. Это — смех. ((Драгоценный дар, — как заметил Сомерсет Моэм, — ниспосланный нам Богом. Он облегчает нашу жизнь в этом смешном мире и помогает терпеливо выносить удары судьбы». Помню, я как-то спросил одного опытного начальника полярной экспедиции:
— Кого бы вы предпочли взять к себе? Посредственного специалиста с хорошим характером или знающего — с плохим?
— Я бы отдал предпочтение первому, — отвечал тот. — Первый, конечно, может испортить прибор, но второй — способен развалить целый коллектив. В Арктике ценят шутку, смешную историю, остроумный анекдот. Но особым почетом пользуются розыгрыши. Мне рассказывали о них в палатках на дрейфующих станциях, в кают-компаниях далеких полярных обсерваторий, за столом на арктических аэродромах. Иногда я и сам бывал их автором, а порой — жертвой.
ТАСС уполномочен заявить
«Мороз и солнце, день чудесный, еще ты дремлешь, друг прелестный», — раздался за кирзовой стенкой палатки знакомый голос, и через пару секунд в облаках морозного пара в палатку ввалился мой приятель аэролог Вася Канаки. Присев на ящик с полуфабрикатами знаменитой фабрики А.И.Микояна, он приподнял крышку нашей кастрюли, в которой булькали пельмени, и сказал, потирая застывшие руки:
— Выключай свое варево. Объявлен общий сбор. По случаю Первого мая начальство устраивает той. Натягивай доху и — вперед. В просторной штабной палатке за накрытым столом уже собрались почти все обитатели ледового лагеря Высокоширотной воздушной экспедиции. Кто не мечтал оказаться за таким праздничным столом у самого Северного полюса!
Все были чисто выбриты, надушены, в белых рубашках, выглядывавших из-под суконных курток и толстых свитеров. Позабыты на время многочасовые бодрствования у теодолитов на 45-градусном морозе, бурение лунок в твердом, как бетон, льду, бесконечные промеры океанских глубин, рискованные посадки на неподготовленные льдины, торошения, разломы... И угнетающая секретность, секретность во всем: в записях, радиосообщениях, в разговорах. Словно везде видишь угрожающие плакаты: «Помни! Враг подслушивает».
Сейчас все — по боку. Хлопают бутылки с шампанским, золотится коньяк и стол украшен яствами, многими давно позабытыми. Все расслабились, зашумели. Потекли анекдоты, байки. Рассказчики сменяли друг друга, изощряясь в остроумии. Только мой сосед, известный профессор-геофизик, сосредоточенно ковырял салат, изготовленный местными умельцами, и лишь иногда криво улыбался, когда анекдот казался ему уж слишком соленым. Вид у него был такой уксусный, что у меня родилась идея: ну, я тебя расшевелю, — естественно, это я сказал про себя.