Обычно вундеркинды, чьи способности проявляются очень рано, не добиваются во взрослой жизни больших успехов. Эйнштейн, как известно, в школе едва тянул на тройки.
Из этого правила Старыгин знал два исключения: Вольфганг Амадей Моцарт и Витька Семеркин.
Витька блестяще окончил мехмат университета, причем окончил его досрочно, всего за три года. Кандидатскую диссертацию он написал еще через год, докторскую защитил к тридцати.
Правда, потом его блистательный рост притормозился. Говорили, что он увлекся какой-то сложной задачей теории чисел и так и не смог решить ее, а отступить тоже не мог.
Во всяком случае, он занимался именно теорией чисел, а сейчас перед Старыгиным лежали два числа – значит, его дорога ведет прямиком к Семеркину!
Дмитрий Алексеевич перелистал свою записную книжку и наудачу набрал Витькин номер.
Из трубки неслись длинные гудки.
Конечно, Семеркин мог быть в отъезде – на какой-нибудь математической конференции или просто в отпуске; мог допоздна сидеть на работе.
Старыгин уже готов был повесить трубку, как вдруг гудки прервались и унылый голос проговорил:
– Кому еще я понадобился?
– Здорово, Витька! – радостно выпалил Старыгин. – Как живешь?
– Это кто? – уныло осведомился Семеркин. – Лев Александрович, вы, что ли?
– Витька, ты что – не узнал? Это же я, Дима Старыгин!
– А! – голос Семеркина немного потеплел. – Богатым будешь!
– Слушай, я к тебе сейчас приеду! Прямо сейчас! Ты никуда не собираешься?
– В такое время? – удивленно протянул Семеркин.
Неясно было, что он имеет в виду – то ли что в такое время он точно никуда не уйдет, то ли что уже слишком поздно для визита. Старыгин решил не уточнять, но на всякий случай добавил:
– Я тут хотел показать тебе два интересных числа…
– Ну, приезжай, – Виктор, кажется, оживился.
Ровно через сорок минут Дмитрий Алексеевич позвонил в квартиру своего одноклассника. Едва он прикоснулся пальцем к кнопке звонка, из-за двери донеслись звоны и громы, словно в квартире Семеркина заиграл целый оркестр ударных инструментов.
Старыгин от неожиданности попятился.
Дверь распахнулась, и на пороге появился его одноклассник.
Они не виделись года два, и за прошедшее время Семеркин заметно постарел, как-то сник. От прежнего Семеркина, весельчака и души компании, осталась ровно половина. Огонь в его глазах потух, плечи опустились, возле губ залегла горькая складка.
– Здравствуй, Дима! – проговорил он печально, как будто присутствовал на собственных похоронах.
– Это что у тебя? – Старыгин мотнул головой в глубину квартиры, из которой все еще доносился ритмичный звон. – У тебя там что – репетиция оркестра?