– Ты же со мной даже незнаком.
– Как говорил один весельчак, любивший выдавать чужие шуточки за свои, постель – не повод для знакомства. В нашем же случае – соответственно ужин. Ну, выпить там немного. Надо же лечить мой прикушенный язык, а? Да, кстати… – Он прищурил глаза и посмотрел на дом, возле забора которого мы застряли, – вот и твой искомый номер двадцать один. Мы прямо у него и припарковались в этой замечательной выбоине.
Я вышла из машины. Лежавшая под ногами дорога определенно не предназначалась не только для езды на транспортных средствах, но и для хождения по ней пешком. По крайней мере, на туфлях с десятисантиметровыми каблуками, которые сейчас на мне были.
Это подозрение подтвердилось на первом же шаге, когда нога подвернулась, и я едва не упала и не вывихнула себе лодыжку. И закончилось бы мое путешествие в Саратов самым плачевным образом, не ухватись я за забор, который, вопреки ожиданию, оказался довольно прочным и даже не пошатнулся.
Стараясь удержаться от падения, я машинально вскинула голову, и мне открылся прекрасный вид на Волгу, набережную и знаменитый саратовский мост. Над Волгой заходило солнце, расплывшись большим багровым пятном, разлохматившись в разноцветных облаках, блуждавших у линии горизонта. На воде самой знаменитой русской реки неподвижно, как раскинувшийся на отдыхе громадный удав, лежала красная полоса, указывающая прямо на кровавый разлом заката. Рядом с этим удавом, выгнувшись всем своим огромным хребтом – самым большим в Европе! – высился мост, на котором в подступающих сумерках уже зажгли фонари. Они вытянулись цепью мерцающих огней и походили уже не на удава, а на остов динозавра: ящер умер, переходя через великую реку, а его скелет до сих пор лежит здесь, потому что не в силах человеческих сдвинуть эти гигантские кости.
Вид этот был очень красив и совсем не сочетался с захолустными окрестностями Борисоглебского оврага, возле которого я находилась.
Почему-то подумалось, что этот Костя, который так страдает по поводу своего прикушенного языка и окорябанного о колдобины днища, вполне может оказаться «засланным казачком». А что? Ведь убил же кто-то Пороховщикова незадолго до того, как мы пожаловали к нему с неофициальным, да и отнюдь не с дружественным визитом. Что мешало тем же людям узнать, что я лечу в Саратов? Ничего. Ведь это ничуть не труднее, чем выследить меня с Розенталем и просчитать мои дальнейшие шаги?
Ладно… я становлюсь слишком подозрительной. Порой это так же отрицательно влияет на здоровье, как недостаток этой самой подозрительности.