– Бабушки Наины?
Вот до чего он не допетрил: поискать в блокноте позывной «Бабушка».
– Точно, – с досадой протянул Антон, – бабушки Наины.
Маня спрыгнула с кровати и с готовностью сообщила:
– Знаю. Пошли звонить. А что у тебя с ногой? Почему ты хромаешь? – засыпала девочка вопросами Антона, как только он затопал вслед за ней к телефону.
– В аварию попал, – буркнул Квасов.
– Большую? – Маня уважала все большое.
– Мне хватило.
Под диктовку набрал номер юн-ворожковской родственницы и стал ждать.
– Здравствуйте, я сосед Серафимы, – произнес Антон, когда в трубке раздалось сонное «алло». Квасов почему-то представил себе толстую одинокую каракатицу, у которой никого нет ближе пузатой Серафимы и двух девчонок.
– Да? Что случилось? – Подозрительно молодой, низкий голос насторожился.
– Симу увезли в роддом.
– Ей же еще рано! – заволновалась бабушка. – Что случилось?
Антон молчал, обдумывал ответ. Не хватало еще пуститься в описание красочных подробностей преждевременных родов с осложнением.
– Все в порядке, – успокоил он Наину, хотя сам многое бы дал, чтобы это было правдой.
– Вы дождетесь меня?
– Долго ждать?
– Не больше часа, – пообещала бабушка Наина, и Антону ничего не оставалось, как согласиться.
– Хочу кашу, – сообщила злодейская Маня, как только Антон простился с теткой Серафимы.
В течение следующего получаса Квасов топтался по чужой неприступной кухне, готовил чужому ребенку завтрак и тихо себе удивлялся: как это могло случиться, чтобы он, герой кампании 1996 года, боевой офицер, капитан в отставке, занимался такими глупостями?
С приходом «бабушки» сюрпризы продолжились.
Несмотря на ранний час, юн-ворожковская тетка выглядела так, точно провела несколько часов в косметическом салоне. Это был многолетний уход, и он просто лез в глаза: маникюр, сияющая кожа и необычный, холодный оттенок светло-русых волос.
Женщина с неприкрытым недоверием отнеслась к соседу племянницы, обнюхивала, сканировала взглядом, так что Антон поспешил убраться.
Второй раз в роддом Квасов звонил уже из дома – при «бабушке», оказавшейся на несколько лет старше самого Антона, ни капли не похожей на каракатицу, звонить и наводить справки не хотелось.
Когда дозвонился, мать и ребенок – девочка, три килограмма сто граммов, пятьдесят один сантиметр – были уже вне опасности.
Был повод выпить!
…А через два дня, трезвый как стекло, Квасов приперся в роддом.
В результате серии расширенных консультаций с продавщицами супермаркета с этой целью были куплены йогурты и сырки.
Перед окошком регистратуры вилась очередь, и Антон обратился к пробегающему мимо молодому мужчине в белом халате и шапочке.