— Нет! Я не собираюсь идти против кроу или куда-нибудь еще. Я прощу всех вас оставить меня одного, — отвечал я.
После этого долгое время никто со мной не разговаривал.
Я ничего не делал в течение почти двух месяцев. Только один раз я принял участие в охоте, когда моя мать потребовала мяса и шкур. Я редко выходил из нашего вигвама. Однажды я встретил мать Сатаки. Когда она увидела меня, то заплакала и убежала, В другой раз я встретился лицом к лицу с Черной Выдрой.
— Мерзкая собака, вот кто ты! — бросил я ему.
Он громко расхохотался и прошел мимо. Если бы со мной было оружие, я убил бы его на том же месте.
Мне очень хотелось увидеть Сатаки, и наконец я отправился в лагерь каина, Я привязал свою лошадь на опушке леса и стал бродить между вигвамами, пока случайно не набрел на два, хозяином которых был Три Бизона. Это были большие вигвамы, стоявшие рядом друг с другом — его клан. Вигвам, в котором он жил сам вместе с некоторыми из своих жен и детей, был украшен изображениями двух больших выдр, нарисованных черной и красной красками. Он был жрецом Солнца, а выдры были его могущественными «тайными помощниками». («Тайный помощник» — зверь или птица, которых индеец видел во сне во время священного поста и обещавших ему свою помощь в минуту опасности.)
Я заметил, что он вышел из вигвама, но меня не увидел, Он хорошо выглядел: высокий, могучего сложения человек, что-то около пятидесяти зим от роду. Шел он медленно, с высоко поднятой головой — было похоже, что вся земля и все, что на ней находится, являются его собственностью.
И, действительно, ему принадлежало многое — двадцать жен, а среди них теперь и Сатаки; пять сотен лошадей; два хорошо оснащенных больших вигвама. Для него охотились молодые люди, доставляли ему мясо и шкуры и пасли его лошадей. Раньше он был великим воином, но теперь он ничего не делал, только ходил в гости да задавал церемониальные пиры. Сердце у него было холодное и жестокое. Одну из жен, которую он обвинил в неверности (как выяснилось впоследствии, напрасно), он сначала обезобразил, отрезав у нее нос, а потом, несколько дней спустя, убил.
И во власти такого человека теперь находилась Сатаки!
Я стоял возле меньшего из двух вигвамов, надеясь, что выйдет Сатаки, надеясь на то, что удастся поговорить с ней. Но что теперь можно сказать? Ничего. Все кончено. Хотя нет, я могу рассказать ей, как я страдаю, и, что лишившись ее, я никогда уже не заведу собственный вигвам.
Наконец она вышла, шла медленно, не смотря по сторонам и не видя меня, тихими и неуверенными шагами. Я заметил, что она очень похудела. Она стала огибать вигвам, и тут я позвал ее: