Наконец в трубке раздался щелчок, потом голос радистки ближней бригады. Ей ответили другие, жена тоже взяла трубку, послушала с минуту, затем лицо ее напряглось, и она громко сказала:
— Ой! Не может быть!
— Мамика, что там? — сразу среагировал сын.
Жена сморщилась и махнула рукой: потом, мол. Я отодвинул кружку с чаем. Какая новость?
— Ой! — опять сказала жена.— Неужели? В нашу сторону?! Ну, уте-е-ешил...
— Отодвинь, мамика! — не выдержал сын.
Жена глянула на него невидящим взглядом, но все же уловила смысл слов через плотную пелену какой-то необычайной информации.
— Бурый, бурый, с рыжиной! — раздался взволнованный голос Кости.— Простого-то, бурого, я сколько раз в колымской тайге видел. Этот раз в пять больше! Спиной под рыно-выргын... под этот... ну... под дымоход!
— Кадьяк? — замирающим голосом спросила жена.
— Не знаю. Тэгрэт говорит — Кочатко. Ха! Но орал, когда потрошил нарту, здорово! — Костя нервно хмыкнул.— На задние лапы встал — выше яранги. Глаза как чеплашки, живым огнем полыхают...
Представилось, как Костя вздрогнул там, у своей рации.
— Что непонятно — собаки и на волка, и на бурого скопом бросаются,— продолжал Костя,— а тут перепугались. До сих пор скулят, в яранги просятся, к той нарте не идут.
— К какой нарте?
— Ну, грузовой, с мясом. Возле которой его засекли. Там копалыын был под шкурами, так зверюга шкуры изодрал, половину мяса сожрал, остальное разбросал вокруг. А на соседней нарте две оленьих туши лежали — не тронул.
— А... клыков у него не было? — наклонившись к тубке, спросил сын.
— Чего-чего?
— Колька спрашивает, клыков у него не заметили?
— Клыко-ов?.. Да нет, Коля. Но и без них наглотались страхов... А вообще, кто его знает... Может, и были — все враз не углядишь в снегу и темени. Хотя, раз такой зверюга, клыки должны быть соответственные... Если не корова,— Костя заговорил веселее. Значит, выговорился.— Да-а... Утром еще посмотрим. Сейчас-то никто не хочет уходить от яранг, а одному... Я нарты с мясом осмотрел и потом тоже домой. Собаки вот не идут, а то бы... Ну, будьте здоровы. До связи.
Жена выключила рацию и сказала:
— Вся тундра слышала. Кругом ахи, вздохи, «какомэй!». Теперь заработает фантазия!
Я тряхнул головой:
— Если половина с грузовых нарт, это килограммов семьдесят... ну пусть еще пополам — тридцать... Тридцать килограммов умолотил. И даже неважно сколько — но ведь ел. Значит — живой зверь.
— Мамонт! — сказал сын.
— Они мясо не едят.
— Олени тоже. И зайцы! — Сын победно усмехнулся...