— Смотрите, кровь! — крикнул убежавший вперед сын.
Действительно, длинные мазки алели на внутренней стороне следа правой задней лапы и посредине левой передней. Я нагнулся. Ранен? Может, тот сторож выпалил в Умку дробью, а потом с перепугу забыл? Или, помня о запрете на стрельбу в белого медведя, решил ничего не говорить? Да нет, он не знал, что белый.
— Стреляли? — спросил я Окота.
— Не-ет,— пастух отрицательно качнул головой. Затем поднял ногу и постучал по подошве торбаза: — Очень слабый гыткальгын... этот... как?
— Нога? Подошва?
— И,— он кивнул, — дома снегом ходит, мягко. А в тундре дорога выквэн...— Он тронул носком торбаза торчавший из снега острый сланцевый обломок: — Далеко шел, стало больно, плачет.
— Бедный Умка,— сказала жена.— Блудный сын.
Да, избил ноги по чужим дорогам. Тяжела плата за путешествия в дальние страны. А какая это адская боль — стертая пятка,— знает каждый путешественник. Не только зарычишь — взвоешь.
— Прощай, Бурый Призрак! — жена махнула рукой.
— Счастливого пути, Умка! — крикнул сын и солидно добавил: — Хорошей тебе охоты!
Следующая зима окончательно разбила нашу уверенность в том, что белому медведю не положено далеко выходить на сушу. И показала, как мало человек знает о природе.
Уже осенью 1976 года от охотников-промысловиков совхозов имени Ленина и «Певек» начали поступать сообщения о растущем выходе белых медведей на равнины приморской тундры. Позже пошли телеграммы из бригад, кочующих в отрогах Анадырского хребта. О встречах с белыми медведями заговорили водители автомашин, работающих на внутрирайонных трассах, горняки поселков, расположенных чуть не в центре хребта. К весне 1977 года прибрежные поселки были чуть ли не оккупированы могучими зверями. Вели они себя в основном терпимо.
Медведи «изымали» у охотников тушки нерпы и другую морскую добычу. К весне «пришельцы» не брезговали уже и «материковой» едой: олениной, рыбой, отходами на свалках.
В тот год и позже было высказано немало гипотез, пытавшихся объяснить этот массовый выход. На первом месте, конечно, стояло совершенно лишенное научных обоснований мнение: «Запрет на отстрел сделал свое дело, надо срочно стрелять, иначе на берег хлынут целые полчища этих лохмачей, поедят всех героических тружеников Заполярья». Мнение это исходило не от ученых, а от руководителей всех рангов от района до области, жаждущих приобрести такую престижную шкуру.
Зато охотники-профессионалы были одного мнения:
«Северяк дует и дует, льды нагнало чуть не столетние, ни одной отдушины, нерпа от берегов ушла».