Она подумала, не позвонить ли ей в Вашингтон Хэнку Фоксу, но отказалась от этой мысли из опасения нарушить конспирацию. Телефонные разговоры с островов в Соединенные Штаты шли через спутник, и эти разговоры были открыты для всего света, в том числе и для русских с маленького частного островка.
«Пуссерз-Лэндинг».
Она отправилась туда на «мерседесе» Эдвардса днем, села за столик, заказала сэндвич с кока-колой и, подойдя к птичьей клетке, принялась кормить попугая. Заметила здорового мужика, с кем беседовала за день до этого. Тот внизу на причале копался в подвесном моторе на небольшой лодчонке. Вскоре он как бы невзначай подошел к ней и встал рядом.
— Решила снова пообедать здесь, — начала она. — В прошлый раз было так приятно.
— Местечко у нас приятное, мисс, — согласился он. И оглянулся по сторонам, убеждаясь, что поблизости никого нет, прежде чем добавить: — А в Будапеште и того лучше. Вам нужно лететь туда немедленно.
— Будапешт? Кто?..
— Не теряя ни минуты, мисс. Сегодня.
— А в бюро путешествий агент, продающий мне билеты, — спросила Кэйхилл, — уведомлен об этом?
Грузный человек улыбнулся и сказал:
— А вы его сами спросите. Вам сперва надо в Вашингтон заглянуть.
Кэйхилл уехала из «Пуссерз-Лэндинг», объяснив официанту, что у нее появилось неотложное дело, добралась до дома Эдвардса, быстренько собрала вещи и оставила ему записку.
«Эрик, дорогой!
Я даже не пытаюсь объяснить, почему сорвалась и улетела, но, уверяю тебя, дело срочное. Пожалуйста, прости. Столько всего хотела сказать тебе о прошлой ночи, о чувствах, которые она вызвала во мне, о… словом, обо всем таком. Совсем нет времени. Спасибо тебе за то, что устроил чудесный отдых на любимых твоих БВО. Надеюсь, мне скоро удастся снова побыть здесь с тобой.
Коллетт».
Кэйхилл вышла из самолета в аэропорту Даллеса, взяла напрокат машину и поехала прямо к матери домой, где была встречена градом вопросов, сводившихся к двум: куда это она пропала и почему вновь убегает в такой спешке. Коллетт объяснила:
— Разразилось что-то вроде бюджетного кризиса в посольстве в Будапеште, и я должна немедленно туда возвращаться.
— Безобразие какое! — воскликнула мать. — А я-то надеялась хоть денек с тобою побыть.
Коллетт на минуту перестала метаться, обняла мать, сказала, что любит ее, что да, выпьет чашечку кофе, и тут же умчалась наверх собираться.
Следующий час она провела с матерью на кухне, с трудом преодолевая в себе желание остаться здесь, укрыться в собственном детстве, где мир был полон чудес, а будущее, увиденное из уютной защищенности семьи и родного дома, светло и прекрасно Она заставила себя произнести слова прощания и оставила мать стоящей с выражением горечи на лице у входа в дом.