Его звонок вызвал у нее еще один круг вопросов. Разве он не знал, что она осведомлена о том, кто он такой, о том, что живет он на Британских Виргинах, задействован там в операции ЦРУ, основная цель которой имела отношение к Венгрии? Что? Просто вел себя как профессионал? Возможно. Тут ей укорить его было не в чем.
Коллетт приготовила себе чашку чая, облачилась в ночную рубашку и забралась в постель, оставив чай на маленьком столике рядом. Приняты три решения: она отпрашивается с работы и немедленно отправляется в Лондон и Вашингтон; она встречается со всеми, кто был близок с Барри и по крайней мере разбирается в ее чувствах; и она начинает — с этого самого момента и впредь — считаться с возможностью, что ее подруга Барри Мэйер умерла прежде всего из-за сердечного приступа, по крайней мере до тех пор, пока не выявится нечто осязаемое и достоверное для доказательства обратного.
Она уснула, тихо плача, после того как вопросила хриплым низким голосом: «Что произошло, Барри? Что на самом деле произошло?»
«Коллетт, будь добра, как приедешь, сразу ко мне. Джо».
Записка висела на телефоне в ее кабинете на втором этаже посольства. Выпив чашечку кофе, Коллетт пересекла холл и оказалась у кабинета Бреслина.
— Входи, — сказал он. — Закрой дверь.
Джо глотнул кофе, содержавший — Коллетт знала — здоровую порцию «живой воды» (знак внимания от какого-то приятеля из посольства США в Копенгагене, который никогда на забывал засунуть бутылку спиртного в мешок с диппочтой).
— Что стряслось?
— Прогуляться хочешь?
— Еще как.
Прогулка предлагалась не потому, что Джо хотелось размять ноги. Значит, то, что он собирается сообщить, важно и не для чужих ушей: известно, что Бреслин делался сущим параноиком, когда приходилось вести подобные разговоры внутри посольства.
Они спустились по широкой лестнице, устланной потертой красной ковровой дорожкой, прошли через дверь, которую с помощью электроники открывала и закрывала дежурная из прихожей, миновали венгерского служащего посольства, который обследовал металлодетектором очередного посетителя, и вышли на яркий солнечный свет, щедро заливший Сабатшагтер, или Площадь Освобождения.
Стайка школьников собралась у основания громадного памятника-обелиска в честь советских солдат, освободивших город. Улицы были заполнены народом: кто торопился на работу, кто спешил на Ваши-утша и параллельный ей бульвар с магазинами, куда любым мотосредствам въезд был запрещен.
— Пошли, — предложил Бреслин, — давай пройдемся до Парламента.
Они двинулись вдоль набережной Дуная, пока не достигли увенчанного куполом неоготического здания Парламента с его восьмьюдесятью восьмью статуями, изображающими венгерских монархов, полководцев и знаменитых воинов. Бреслин взглянул на купол и улыбнулся.