Дежурная сестра в приемной, миловидная круглолицая женщина средних лет с поредевшими волосами, уже в пальто и шляпе, собравшаяся уходить, пригласила Кэйхилл присесть: «Доктор выйдет к вам через несколько минут». Сестра ушла, а Кэйхилл листала номер «Архитектурного журнала», пока в дверях не появился Толкер.
— Мисс Кэйхилл, добрый вечер. Джейсон Толкер.
Он подошел к месту, где она сидела, улыбнулся и протянул руку. Почему-то его радушное приветствие не отвечало тому облику, какой запомнился ей по Будапешту. Она поднялась и сказала:
— Благодарю, что вы выкроили время для меня, доктор.
— За счастье почел, проходите, располагайтесь поудобнее у меня в кабинете.
По сравнению с кричащими красками приемной кабинет был подчеркнуто приглушен: стены здесь были выкрашены в цвет талька (умиротворяющая пастель, подумала Коллетт). Одна стена была отведена под обрамленные наградные свидетельства, дипломы и аттестаты, фотографии с людьми, которых Кэйхилл с первого взгляда не узнавала. Письменного стола не было, кожаное вращающееся кресло доктора находилось за кофейным столиком из круглого стекла. По другую сторону стояли два одинаковых обитых кожей стула. Черная кожаная кушетка, изящно изогнутая в том месте, куда пациент преклонял голову, помещалась у другой стены. Там же, позади кушетки, у ее изголовья, стоял небольшой стульчик.
— Пожалуйста, садитесь, — доктор указал на один из стульев. — Кофе? Кажется, еще осталось немного. Или, может, вы предпочли бы выпить?
— Спасибо, ничего не надо.
— Не станете возражать, если я выпью? У меня был… — Улыбка. — Интересный денек.
— Пожалуйста. А у вас не найдется вина?
— Вообще-то найдется. Белое или красное?
— Белое, пожалуйста.
Она не сводила с него глаз, пока он открывал шкафчик, за которым скрывался освещенный изнутри бар, и вдруг почувствовала, что видит его совсем не таким, как в Будапеште. Он начинал ей нравиться, манеры его она находила обходительными, дружелюбными, открытыми. Догадывалась и о том, что попала под обаяние его внешности. Для высокого человека Толкер был весьма подвижен. Одет в белую сорочку с короткими рукавами, неяркий красный галстук, темно-серые, почти черные, костюмные брюки и легкие черные туфли от Гуччи. Темные волосы были густые и слегка вились, черты лица резко очерчены. Впрочем, весь его облик определяли глаза: большие, глубоко посаженные, черные как у ворона, — глаза, ободряющие и испытующие одновременно.
Доктор поставил на кофейный столик два бокала вина, сел на стул и, подняв свой бокал, сказал:
— Ваше здоровье.
Она ответила тем же жестом, пригубила вино и оценила: