Кэйхилл поняла, что он имел в виду, говоря об «Осьминожьем проекте». Когда-то охватившая весь мир компьютерная система по выявлению потенциальных террористов получила название «Проект Осьминог», и это сделалось родовым обозначением сходных систем, гнездящихся в компьютерных сетях. Подумала она и о Верне Уитли. Личинка он или Термит? Мысль вызвала на ее лице улыбку. Конечно же, не был он ни тем ни другим, как не были насекомыми большинство из знакомых ей журналистов. Становилось чуть ли не обыкновением для слишком многих в ЦРУ навешивать отрицательные ярлыки на всякого, кто не смотрел на мир так же, как и они. Обыкновение это неизменно вызывало у Коллетт беспокойство.
По пути в Лэнгли она прикидывала, не стоит ли ей слегка приоткрыться Фоксу и заговорить о Барри Мэйер. Понимала, что это был бы не самый благоразумный поступок (затрагивался принцип кому-надо-знает), но искушение осталось, а то, что Джо Бреслин уведомил Фокса о ее прибытии, определенным образом подкрепляло желание посоветоваться. Людей, которым она доверяла, на «Фабрике Засолки» можно было счесть по пальцам. Бреслин — раз, Фокс — два. Ошибка! Не доверяй никому — таково правило. И все же… да разве можно идти по жизни, глядя на всякого, кто работает рядом, как на возможного врага? Вот уж ничего хорошего в такой жизни. Ничего здорового. А случай с Барри? Кому она доверилась, кто обратил ее доверие против нее самой? А если Толкер прав, говоря, что Барри могла погибнуть и от руки советского агента? Ведь существовало еще одно, пусть и трудно усваиваемое, правило, которое ее наниматель внушал каждому сотруднику: «Легко позабыть, что наша война с коммунистами не утихает ни на день. Их цель — уничтожить нашу систему и нашу страну, поэтому ни дня не должно проходить без того, чтобы эта реальность не держалась на переднем крае вашего сознания».
— Вы знаете, о чем я только что подумал, Коллетт? — спросил Фокс.
— О чем?
— Я подумал о том, каким было все это учреждение, когда его запустил президент Трумэн. — Хэнк покачал головой. — Сегодня он бы его ни за что не узнал. Вы знаете, я встречался с Трумэном.
Она глянула на фотографию на стене, прежде чем ответить:
— Я помню, вы рассказывали об этом во время занятий. — Рассказывал он об этом, сколько ей помнилось, частенько.
— Вот это мужик! Дело было в пятидесятом, сразу после того, как те два пуэрториканца попытались его убить. Они изо всех сил старались угробить его, сработали же плохо, получили по смертной казни. Тогда-то, на самой последней минуте, и появился Трумэн: заменил им приговор на пожизненное заключение. Меня он этим восхитил.