Каша из топора
Исследование эффекта плацебо длится уже более полувека, но и сегодня в монографиях и обзорных статьях о нем непременно значится что-нибудь вроде «механизмы эффекта плацебо пока изучены недостаточно». Соотнести явления психики с физиологическими процессами — задача сама по себе непростая, да и в целом до сих пор нерешенная. В данном же случае есть еще и специфическая трудность: как может один механизм имитировать действие бесчисленного множества лекарств и процедур, имеющих разную природу и действующих на совершенно разные физиологические и биохимические системы нашего организма? С другой стороны, предполагать, что для каждого лекарства (не только существующего, но и того, которое будет когда-то изобретено) в нашем теле есть свой особый способ имитации его действия — тоже абсурд.
Есть, конечно, радикальное мнение: теоретики
гомеопатии
считают, что никакого эффекта плацебо на самом деле нет, а есть типично гомеопатический эффект сверхмалых доз. Дескать, таблетки плацебо, имитирующие тот или иной препарат, делают там же и на том же оборудовании, что и сам этот препарат. И никто, конечно, не ставит себе целью отмыть все рабочие емкости до последней молекулы... Идея, конечно, остроумная, но вряд ли ею можно объяснить эффект плацебоопераций или целительное действие градусника. Впрочем, с точки зрения научной медицины, сама гомеопатия есть сплошной эффект плацебо и ничего кроме него.
Что же до механизмов эффекта плацебо, то кое-что о них мы все-таки знаем. Лучше всего изучено его болеутоляющее действие. Известно, что в нашем мозгу есть специальные вещества — эндорфины. Их назначение — «выключать» боль, а действие аналогично действию морфина (точнее, это морфин и его производные имитируют действие эндорфинов, связываясь с предназначенными для них белками-рецепторами). Прямые исследования показали, что в тех случаях, когда плацебо имитирует какой-нибудь обезболивающий препарат, его прием становится сигналом к усилению синтеза эндорфинов. А вот препарат налоксон, блокирующий действие эндорфинов и других морфиноподобных веществ, прекращает и плацебо-обезболивание. При других заболеваниях прием плацебо может оказываться сигналом к повышению синтеза адренокортикотропного гормона, увеличению кровотока в тканях желудка, снижению концентрации С-реактивного белка (один из специфических иммунных белков, участвующий в реакции воспаления) и т. д.
Поскольку таблетка плацебо никакой информации нести не может, выходит, что организм сам выбирает, как ему на нее реагировать. Сказали «обезболивающее», значит, надо прибавить эндорфинов, сказали «противовоспалительное», их следует убавить. Но если у него всегда при себе столь обширный набор инструментов (Ховард Броди назвал его «внутренней аптекой») и он способен выбрать нужный, то зачем ему для этого какой-то внешний сигнал? Получается, как в русской народной сказке про кашу из топора: у старухи было все, что нужно для хорошей каши, но кабы не сметливый солдат с его абсолютно бесполезным топором, она бы никогда ее не сварила...