После того, что я видел, ничто уже не кажется мне странным.
Где-то под ухом звонит телефон. Порывшись под подушкой, нахожу его среди складок скомканной простыни.
— Алло?
— Камден? Где ты? Смена началась двадцать минут назад.
Смотрю в окно. Оказывается, уже вечер.
— Вот черт.
— Прошу прощения?
— Извините, сэр, я…
Глядя в глубину раскрытого шкафа, пытаюсь придумать какую-нибудь подходящую уважительную причину. Несколько рубашек каким-то образом еще висят в шкафу на вешалках, и это удивительно, потому что большая часть одежды лежит на дне. Куча росла постепенно, пока в один прекрасный момент не вывалилась на пол, как горный обвал. Из груды торчит белый рукав, похожий на флаг, с которым приходят парламентеры, чтобы подписать капитуляцию. Поверх кучи лежит белая спортивная толстовка с красной цифрой пять на груди. Увидев ее, сжимаю в кулаке телефон. Тот, другой Камден до сих пор играет под этим номером.
— Я уволился.
Нажимаю кнопку отмены вызова и выключаю телефон. Так легче отсечь попытки людей поговорить с тобой, если нет сил слушать их противные голоса.
Сгребаю валяющуюся на полу одежду, запихиваю ее в шкаф и, закрыв дверцу, прислоняюсь к ней.
Так, по крайней мере, я не вижу эту чертову красно-белую толстовку и могу не думать о нем. Да как я — вернее, он — может продолжать играть в футбол? Возможно, его нога не так изувечена, в этом разница? Боль была такая, что… Меня так усердно накачивали наркотиками, что я даже не помню, какая была боль. Но в первый день, когда мне прописали физиотерапию, оказалось, что заново учиться ходить труднее, чем выполнить любую нагрузку, которую только мог изобрести мистер Рид.
Врачи сказали, что я вряд ли смогу играть. Вряд ли — значит: все, парень, твоя карьера окончена.
Вив была со мной в тот день. Она держала меня за руку, когда врач сказал мне об этом. Я сохранял присутствие духа до последнего и сломался, только когда все ушли и она осторожно легла рядом со мной на больничную койку. Вив гладила меня по голове. Волосы у меня были короткие и жесткие, и она сказала, что мне неплохо бы их немного отпустить. Потом она прислонилась щекой к моей щеке и тихонько сказала: «Да бог с ним, с футболом. У тебя есть я, а у меня ты».
Она оставалась рядом со мной, днем и ночью, и мы вместе наблюдали за тем, как жизнь катится под откос. В том месяце ушел отец. Мама превратилась в одержимого трудоголика. Команда не одержала без меня ни одной существенной победы. Но Вив была со мной.
Украденный у Нины альбом лежит на полу возле кровати. Я открываю его на той странице, где напечатана фотография с Красной королевой и королем, и провожу пальцем по прекрасному лицу Вив. Она улыбается, как настоящая королева. Когда я ушел из команды, она бросила свою группу поддержки. Думаю, она не понимала тогда, что, выбрав меня, растеряет всех подруг. Но… эта… фотография как бы возвращает ее на то место во Вселенной, где ей положено находиться.