Вечером мы сидели рядом с гостиницей в маленькой забегаловке, которую потом и облюбовали для ужинов и завтраков. Нравилась она тем, что из пяти столиков здесь редко были заняты три. Невысокий прилавок отгораживал от «зала» газовую плиту, на которой готовились кушанья. В заднем помещении жила сеньора Кармен с тремя девочками и сыном лет семнадцати. В этом локале было по-домашнему приятно. Вечерами девочки наперебой бросались обслуживать посетителей (днем они были в школе). По первому моему знаку девочка с косичками выключала радио. Можно было подойти посмотреть, как и что готовится на плите, и попросить не сыпать много перца. Кармен улыбалась, превозмогая утомление, написанное на ее лице, и исполняла все пожелания. Через несколько посещений мы стали друзьями со всем семейством.
А под конец первого дня мы решили заглянуть в ресторанчик на перекрестке. Там, как говорится, дым стоял коромыслом. Взяли мы устрицы и пиво и стали присматриваться. Женщины такие заведения не посещают; мужчины приплясывали, задевая за ноги сидящих и ударяясь об углы столов. Профессии некоторых посетителей можно было легко распознать. Ранчерос носили кожаные брюки и сапоги. У некоторых на поясе висели большие ножи, а у одного я заметил ручку пистолета, торчащую из заднего кармана. Те, кто причастен к морским промыслам, не блистали экзотикой: джинсы, пиджаки, распахнутые ковбойки.
Разговоры были громкие (попробуй перекричать оркестр!), местами переходящие в ссоры, но не в побоище. Навахос применялись только, чтобы отрубить кусок вяленой рыбы.
Из-за неистового шума я скоро запросился домой, тем более что нужно было выспаться перед завтрашним маршрутом.
2. Берег — открытая книга, но Марио и Мальпика еще не знают, как ее читать
По утрам здесь холодно: февраль. Мексиканцы ходят в грубошерстных серапи, нам пришлось натянуть фуфайки. Первые километры пути пролегали по местности, ровной как стол. По обе стороны тянулись возделанные квадраты красно-серой земли. Кое-где кукуруза торчала маленькими росточками, а рядом уже подсыхали стебли с желтыми початками. На некоторых полях зеленели или обычное жито, или вездесущие бобы — фриголес. На других они уже поспели. Злаки и овощи, казалось, не считались с временем года, и на мои недоуменные вопросы Рубен Урболехо, сопровождавший нас, ответил, что с каждого поля здесь снимают два или три урожая в год, чередуя культуры. И только хлопок был сезонной культурой: он еще даже не взошел.
Вдали заискрилось зеркало лагуны Моронкарит. И вот, наконец, первый заслуживающий внимания объект. Шоссе рассекло дюнную гряду около десяти метров высотой. На свежих откосах лежит множество белой крупной ракушки. Но на дюну ветер занести их не мог. Может быто, это древняя коса — береговой бар, сформированный волнами? Прикопки лопатой показали, что в толще песка нигде ни одной ракушки нет. Он совершенно чист и имеет характерную диагональную слоистость дюны. На плоской вершине дюны росли невысокие кактусы — их длинные лапы, извиваясь как змеи, поднимались в полуметре от земли. Такая «змея» не толще водопроводного шланга, если срезать с нее миллионы шипов. С трудом удалось пробраться метров на пятьдесят, и мы убедились, что именно здесь и находится «месторождение» крупной ракушки, среди которой преобладали кардиды и устрицы. Не было створок менее пяти сантиметров в диаметре.