— Что произошло, Эйсбар? — спросила Ленни, отдышавшись. — За что он так с вами?
— Не обращайте внимания, милая Ленни, — Эйсбар равнодушно махнул рукой. — Люди — неблагодарные твари. Сами же просили меня сделать этой дуре Ларе подсветку, чтобы скрыть ее дряблую кожу, а когда она загорелась…
— Подождите, подождите, Эйсбар! Так Лара сгорела по вашей… из-за вас?
— Из-за лампочки она сгорела. Я сначала думал, провода не в порядке, а потом гляжу — нет, все правильно. Наверное, лампочка слишком сильно нагрела кружева, и они начали плавиться. Понимаете, милая Ленни, чтобы правильно поставить свет…
Но Ленни закрылась рукой, как будто защищаясь от Эйсбара.
— Молчите! И вам не жалко ее, Эйсбар? Совесть вас не мучит? Говорят, она в ужасном положении.
— Ах, бросьте, милая Ленни! Какая совесть? Я делал эксперимент, а эксперименты предполагают неудачи. К тому же эта дурища была ужасной актрисой. Вообще ничего сыграть не могла, только позы принимала, и то по большей части гадкие.
Ленни была согласна с Эйсбаром в том, что Лара была ужасной актрисой, но…
— Но многие люди говорили мне, что плачут на ее фильмах, — задумчиво сказала она.
— Кошка сметанку завсегда найдет! — засмеялся Эйсбар.
— Что вы имеете в виду?
— Вы заметили, милая Ленни, что люди очень любят плакать? Уж не знаю, что их привлекает в этом занятии. Может, они думают, что, когда плачут, испытывают какие-то необыкновенные сильные чувства, а может, что становятся лучше, чем есть на самом деле? Не знаю. Но не полагают же они всерьез, что страдания очищают душу! А вот если бы люди, милая Ленни, относились к себе не так серьезно и любили не плакать, а смеяться, они хохотали бы, как безумные, глядя на ужимки и гримасы вашей прекрасной Лары.
— Вы правда считаете, что только дураки полагают, будто страдания очищают душу?
— Ах, душа моя! Душа — прошу прощения за каламбур — либо есть, либо ее нет. Все остальное — покаяние, очищение — лишь оправдание мерзости.
Он говорил, ерничая и рисуясь, словно подсмеивался и над ней, и над собой.
— А у вас есть душа, Эйсбар?
Эйсбар мгновенно посерьезнел.
— У меня есть талант, — резко сказал он. — Этого достаточно. — И вновь перешел в иронический тон. — Пойдете в мое ателье, юная дева? Приглашаю.
— Сейчас?
— Сейчас. А что вас смущает? Время еще раннее.
Ленни стояла в раздумье. По идее, она должна испытывать к нему отвращение. Его цинизм… Ладно, будем смотреть правде в глаза: никакого отвращения она к нему не испытывает. Любопытство — да. Еще она должна бояться. Девушка вечером одна с молодым мужчиной у него… Да к черту! Ничего она не боится. Ей до смерти хочется пойти с ним в его ателье.