Миша Разогреев был в каменоломнях со своей мамой и двумя сестренками. После первых газовых атак большинство гражданского населения, в основном женщины и дети, вышли из каменоломен. Семья Разогреевых осталась. Миша крутился среди военных, пробирался через колючую проволоку у входов и рвал на заброшенных огородах редиску-перестарку, щавель.
Потом Миша остался один. Мама и сестры умерли от голода. Было это уже в сентябре. Однажды за ним пришел лейтенант из штаба.
— За мной пришел лейтенант, — вспоминал Михаил Иванович, — и велел идти за собой. Я хорошо знал этого лейтенанта. Он интересно держал свечку в руке, в ладони между четырьмя пальцами. Так и ходил по каменоломням, прижимая к боку опущенную руку со свечкой. Лейтенант шел впереди, я за ним. Шли недолго. Помню, поднялись на одну или две ступеньки, лейтенант предупредил меня, чтобы я поднимал выше ноги, а сам нагнулся и прошел в какую-то нишу, вернее узкий, с дверь шириной, проход. За ним была каменная комната. Стол, умывальник в углу и дальше что-то отгороженное плащ-палатками. В комнате было несколько военных. Я сразу узнал Бурмина. У него был орден Боевого Красного Знамени и медаль «XX лет РККА». (Я всегда, когда встречал командира, смотрел на его орден.) Рядом с ним стоял Парахин. Его я тоже хорошо знал. Парахин дал мне кусок мыла и сказал, чтобы я умылся: как следует отмыл шею, лицо, руки. Меня посадили за стол, накормили. И Парахин сказал: «Вот что, хлопчик, у тебя, я слышал, есть родные в Керчи. Дедушка и бабушка. Выходи из скалы. Делать тебе с нами нечего. Постарайся не попадаться. Но если попадешься, не говори, что был под скалой с мамкой. Скажи, что ее убило при бомбежке, а ты пристал к красноармейцам. А теперь красноармейцы все умерли, и ты остался один. Понял? Повтори!» Я повторил, и мне дали с собой торбочку с сахаром. (Сахар в каменоломнях был, но его уже никто не мог есть в последнее время.) Тот же лейтенант проводил меня к выходу, и показал, где можно ползти, и шлепнул меня рукой на прощание по плечу, как большого. Меня схватили у крайних домиков поселка Аджимушкай, когда я по-мальчишески думал, что прополз все опасное. Попался румынам. Утром меня привели в какой-то двор, где было много солдат, и они все окружили меня. Один из солдат принес тарелку с супом, но второй взял и выбил эту тарелку. Потом приехали за мной на машине немцы и отвезли в город. В комнате, куда меня ввели, сидел за столом немец и рядом с ним русская женщина. Она спросила меня, что я делал в каменоломнях, и я рассказал так, как приказал мне Парахин. Женщина встала из-за стола и ударила меня по щеке. Больше меня ни о чем не спрашивали. К тюрьме приходили люди и узнали, что из Аджимушкая привезли какого-то мальчика. Потом, очевидно, узнали мою фамилию, потому что сообщили деду и бабке. Я в это время был очень слабый, и не мог ходить, и вообще, как говорят, «отдавал концы». Кто-то сумел забрать меня из тюремной больницы, отвез домой. Так закончилась моя аджимушкайская эпопея, но ту «комнату со ступеньками» я отлично помню и постараюсь найти!