Мы поехали в горы. Я не звал никого. Только он и я. Если он промахнется, ему будет стыдно. Мне тоже. Но эта охота подарила нам радость. Мой беркут взял тюлку — красную лисицу. Когда возвращался — пел песню про своего орла. Я назвал его Тюлкалды — берущий лису. Это было его первое имя...
Много лет прошло, а мы все ездим в горы. Сколько лис взял Тюлкалды, не сосчитать, горного козла тоже брал, даже волка брал. Теперь люди знают моего орла по крику и лету. Никто не видел, чтоб он промахнулся. Люди дали ему второе имя — Сергак, быстролетающий.
Ветер стих. Стало слышно, как булькают, блуждая в камышах, волны.
— Дышит, — кивнул Ашербай в сторону озера. — Спать не хочет. Однако, ветер будет. Завтра.
— Здесь, у берега, что? — продолжил он после того, как Айша в который уж раз наполнила пиалы чаем. — Здесь фазан, заяц, голубь. Их сокол берет... А с беркутом надо ехать далеко. Карагаман, Карасас. Там, на сырте, места много, и он любит, когда широко... Если лиса бегает, а Сергак летает, она не уйдет. Она не бежит даже. Стоит, на него смотрит. Он падает, бьет крылом, хватает...
Утром действительно поднялся ветер. Правда, ветром его трудно было назвать. Ветер видно по тучам пыли. Это было какое-то стремительное течение ослепительно чистого воздуха.
Мы объехали западный берег и у Рыбачего повернули встречь ветру. Тут-то мы почувствовали его настоящую силу. Вихрь нес низко над землей крупный песок и гравий. Наш «газик», завывая, раздвигал лбом эту яростно напирающую пустоту.
— Сдирает краску, что твоя пескоструйка, — жаловался шофер. — Приедем, посмотрите. До железа сдирает, аж блестит.
— Как называется этот ветер? — спросили мы.
— Это не один ветер, — отозвался Деменчук. — Два их. Как сойдутся — получается вот этот. Станешь против него, дышать нельзя, легкие раздирает.
Иссык-Куль больше не был «осколком неба», как называли его поэты Востока. Он нес на себе тяжелые мутно-зеленые волны. Пены не было, ее срывал ветер. Волны бросались на берег, с корнем вырывая камыш. Озеро казалось выпуклым, как огромная линза. И странно было видеть, что над всем этим взбудораженным, смятым ветром миром светит чистое небо и солнце играет в снежниках Терскей-Алатау.
В середине дня мы приехали к мунишкеру Айвашу в колхоз «Кызылберлик». 72-летний охотник оказался маленьким, подвижным и очень веселым человеком. Он что-то быстро говорил Деменчуку и смеялся, вытирая слезы.
— Вот, вспоминает, как в кино снимался со своим орлом. Его Сары-беркут никак, говорит, не хотел стать артистом. Все наоборот делал. Надо лететь — сидит, надо сидеть — он крыльями машет. Оператора, говорит, сильно невзлюбил, чуть не заклевал. Говорит, как бы опять чего не вышло...